Жернова. 1918–1953. За огненным валом

И тут, пока Алексей Петрович витал в облаках, Жуков, слушая какой-то вопрос сидящего рядом с Задоновым корреспондента «Красной Звезды», поднял голову и снова встретился взглядом с глазами Алексея Петровича, задержал свой взгляд на нем лишь на какое-то мгновение и равнодушно перевел его на говорящего — и восторженное состояние Алексея Петровича улетучилось, оставив на душе саднящий осадок.

Однако в этом странном вознесении над миром, над самим собой было что-то, в чем требовалось разобраться, и Алексей Петрович по укоренившейся писательской привычке отложил в тайники своей памяти и взгляд Жукова, и собственные чувства, стряхнул с себя дурман оцепенения, возвращаясь к действительности.

Жуков тем временем думал совсем о другом, то есть не о том, о чем его спрашивали известные всей стране писатели и поэты, ставшие на время войны военными журналистами. Жуков редко читал книги, написанные этими писателями и журналистами: и времени не было, и желания, но положение обязывало, краснеть перед Сталиным не хотелось, и не столько читал, сколько пролистывал, пропуская всякую лирику, пытаясь найти в писательском многоречии рациональное зерно, полезное в его деле. Зерен там было мало и к практическому использованию они не годились. И вообще солдатам рассуждать не положено, разве что о своем, солдатском. Иначе… Впрочем, никаких иначе не было и не может быть.

Вошедший дежурный по штабу оборвал рассуждения маршала. Он склонился к его уху, произнес торопливым шепотком:

— Получена срочная радиограмма из Генштаба.

Жуков кивнул головой, дежурный отстранился и тихонько вышел из комнаты. Над столом вспорхнул легкий шорох от шевеления рук и бумаг.

— Что чувствуете вы, Георгий Константинович, когда до Германии осталось всего ничего? — задал вопрос корреспондент «Сталинского сокола».

Жуков оторвал взгляд от сцепленных на столе рук, остановил холодные глаза на спрашивающем. Тот, часто моргая, будто в его глаза попали соринки, растянул рот, как показалось Жукову, в заискивающей улыбке.

«Армия должна управляться профессиональными военными, никто не должен путаться у них под ногами, и даже политорганы в ней должны играть третьестепенную роль: времена изменились», — подвел Жуков итог своим рассуждениям, как бы обращаясь к Сталину, но даже мысленно не называя его имени.

— Что я чувствую? — маршал снова опустил голову, стиснул пальцами одной руки другую, затем выдавил из себя, кривя узкие губы: — Я чувствую, что нам за это «всего ничего» придется заплатить дорогую цену. — И повторил еще раз, сурово глянув на Задонова, будто обращаясь только к нему и перед ним же оправдываясь, хотя это было совсем не так: — Очень дорогую цену. Но за победу всегда приходилось и приходится платить дорогую цену. Тут уж ничего не поделаешь.

Поднялся, опираясь руками о стол, повернулся и, отодвинув ногой табурет, молча, не попрощавшись, вышел.

Все тоже поднялись и проводили прямую, негнущуюся спину маршала неотрывными взглядами.

Глава 4

В тот же день, уже поздним вечером, Алексей Петрович, воспользовавшись оказией, то есть тем, что к генералу Валецкому ехал офицер штаба в сопровождении охраны, пристроился к его небольшой колонне и покатил дальше на юг, на таинственный плацдарм, где в кулак собраны огромные силы, в несколько раз превосходящие силы врага на этом узком участке фронта, и вот-вот эти силы обрушатся на него всей своей мощью и устремятся вперед. Алексей Петрович как бы уже привык за последние год-полтора к тому положению, что Красная армия теперь действительно «всех сильней», однако при одном воспоминании о Курском побоище, которое устроили немцы двум танковым корпусам из армии самонадеянного генерала Ротмистрова, которые бросились, очертя голову, на немецкие «тигры», «пантеры» и «фердинанды» эсэсовского танкового корпуса, — и все это на его, Задонова, глазах, беспокойство все-таки испытывал: вдруг и здесь пойдет все не так, как задумывалось.

А Ротмистров с некоторых пор армией уже не командует, перебирает бумажки в управлении бронетанковыми войсками, и многие другие генералы, оказавшиеся мало пригодными к такой войне и с таким противником, тоже «воюют» в глубоком тылу. Более того, вроде бы только теперь, через три с половиной года войны, определилась некая когорта самых одаренных и знающих, но кое-кто и удержался: армия огромна, на каждую должность одаренных и знающих не наберешься. Да и гибнут они чаще, потому что в штабах не засиживаются, командуют войсками не только по картам и телефонам.