Жернова. 1918–1953. За огненным валом

В армии все победы и поражения непременно связываются с конкретными именами, и косточки носителей этих имен перемываются особенно тщательно. Но если какой-то военачальник добивается успехов чаще других, ему прощают многое, если не всё, и никто, как правило, не считает, чего эти успехи стоят, сколько угроблено в той или иной операции солдат и техники.

Валецкого Матов еще по работе в Генштабе знал как человека, способного выполнять приказы командования любой ценой. Ему приходилось по воле случая анализировать действия стрелкового корпуса под командованием генерал-майора Валецкого в Подмосковном сражении, и Матов всегда поражался, как быстро таял этот корпус, имея перед собой даже значительно более слабого противника. Известная арифметика войны, которая утверждает, что наступающая сторона теряет втрое больше обороняющейся, не оправдывалась в действиях корпуса под началом Валецкого: его корпус терял впятеро-шестеро больше. Но в ту пору цель — отбросить немцев от Москвы — заслоняла все остальное, и Валецкий не был исключением, хотя командовавший тогда Западным фронтом Жуков и пытался заставить подчиненных ему командиров воевать грамотно, то есть не переть, очертя голову, на огневые точки, четко взаимодействовать с артиллерией и танками.

Полковник Матов не хуже генерала Валецкого понимал, что в сложившейся ситуации, когда о противнике известно слишком мало, штурмовики могут сыграть решающую роль при прорыве немецкой обороны. Но он полагал, что делать это они должны сознательно. Он мог не говорить им всей правды, но говорить неправду не мог. Это было его жизненным правилом, и одни усматривали в этом наглость, основанную на покровительстве в высших сферах, другие — цинизм, но мало кто догадывался, что на самом деле творилось в душе щеголеватого полковника.

Генерал Угланов, как раз за это и ценивший Матова, не раз говорил своему подчиненному:

— Ох, дорогой мой Николай Анатольевич, не сносить вам головы: слишком вы живо реагируете на все наши мерзости. Конечно, с мерзостями надо бороться, но при этом надо всегда помнить, что их побеждают не люди, а время. Люди же в своем нетерпении всегда торопят время и тем самым усугубляют мерзости. — И добавлял, с усмешкой поглядывая на Матова поверх очков: — Это, правда, не Маркс сказал и не товарищ Сталин, но между тем это тысячу раз доказано самой историей человечества.

— Вот это-то меня и бесит, Константин Петрович. Хочется быть личностью, от которой хоть что-то зависит.

— Так и будьте ею, но с поправкой на обстоятельства, — советовал Угланов и кончиком пальцев посылал очки вверх, на переносицу.

Да, обстоятельства. Но в них ведь тоже надо уметь быстро разбираться и находить свое место, да так, чтобы все — и друзья, и враги, — были уверены, что это место ты занимаешь по праву.

Два дня назад в дивизии полковника Матова побывал маршал Жуков, одетый в солдатскую шинель и шапку, сопровождаемый начальниками артиллерии фронта и саперными войсками. Был тут, разумеется, и Валецкий. Матов знал Жукова еще по Генштабу, хотя непосредственно с Заместителем Верховного не работал ни разу, а всегда как бы выглядывая из-за плеча генерала Угланова. Но у Жукова была цепкая память на лица, к тому же он понимал, что информированность генерала Угланова почти целиком зависит от его порученцев. Встречались они и в штабах различных фронтов, но и там Матов старался без нужды не выпячиваться.

Встретив Матова здесь, в нескольких метрах от передовой, Жуков, однако, не выказал ни малейшего удивления, но устроил бывшему штабисту настоящий экзамен. И, похоже, остался доволен, если судить по крепкому рукопожатию, когда покидал командный пункт дивизии. Но это рукопожатие маршала не сняло с полковника Матова нервного напряжения: одно дело командовать когда-то батальоном даже и тройного состава, одно дело отступать и вести полупартизанскую войну с противником, и совсем другое — командовать дивизией, тем более — на острие предстоящего прорыва мощнейшей немецкой обороны. Сумеет ли он владеть постоянно изменяющейся обстановкой, не растеряется ли при первых же неожиданностях? — вот что занимало полковника Матова, не давая ему ни минуты покоя, лишая сна и аппетита. При этом он понимал, что это его волнение есть волнение человека, которому предстоит делать впервые новую для него работу, что волнение это нормально, а ненормально было бы, если бы он такового волнения не испытывал.

Глава 6

Лейтенанта Красникова разбудил Федоров. Красников, ни о чем не спрашивая, сел на своем топчане и стал обуваться.

— Объявлена часовая готовность, — говорил между тем Федоров. — Комбата вызвали в штаб дивизии. Рота уже поужинала, собирается. А вы будете ужинать, товарищ лейтенант?

— Что там у нас на ужин?

— Как всегда — пшенка. Котелок я завернул, должна быть еще горячая.

— Взводные знают?

— Знают. Я просто вас не будил: думал — когда еще придется поспать…

— Лейтенант Николаенко вернулся?