Жернова. 1918–1953. За огненным валом

Полковник Путало вывалился из машины и, широко ставя огромные ноги, пошел вместе со своим адъютантом разбираться, отчего образовалась на дороге эта пробка. Алексей Петрович поудобнее устроился на заднем сиденье, опустил уши своей шапки, поднял воротник шинели и тут же уснул.

Глава 5

В дивизии полковника Матова числилось немало бывалых солдат и офицеров, собранных по сибирским и дальневосточным госпиталям, но основной костяк все же составляли новобранцы: молодые казахи и узбеки, туркмены и киргизы, зачастую плохо знающие русский язык, малограмотные и какие-то забитые. Пришлось очень постараться, чтобы научить их азам боя, и это удалось сделать лишь тогда, когда командиры поняли, что к этим мальчишкам, жителям степей и глухих горных кишлаков, нужен особый подход, что они только тогда становятся солдатами, а не стадом баранов, когда начинают видеть в своем командире нечто вроде кишлачного мухтара (старейшины), а не надсмотрщика и погонялу. Ну и, конечно, без русского солдата, без его удали и бесшабашности, ни одно подразделение, укомплектованное азиатами, не могло быть боеспособным. Именно поэтому к концу войны все дивизии, сформированные по национальному признаку, были более чем на половину разбавлены славянами — русскими, украинцами и белорусами — и только после этого стали представлять из себя реальную силу.

Матов еще никогда не командовал такой массой людей и техники в боевой обстановке. Неудивительно, что он и волновался, и переживал не только за своих солдат, но и за себя.

12 января у командующего армией генерала Валецкого состоялось совещание командиров корпусов и дивизий, начальников их штабов. Зачитали приказы по фронту и армии, раздали карты. Дивизия полковника Матова по диспозиции находилась на острие наступления армии, сосредоточенной на узком участке Магнушевского плацдарма. Дивизии придавались значительные силы поддержки. С их помощью она должна прорвать фронт. В этот прорыв устремится ударная механизированная группа. Вот и все.

Когда совещание подошло к концу и все принялись, как это было заведено, обмениваться впечатлениями за чашкой чая, Валецкий подозвал к себе Матова и отдельно изложил ему ту задачу, которую должен был решать приданный его дивизии штурмовой батальон: за два часа до общего наступления прошить оборону противника, атакуя за огненным валом, вызвать на себя огонь немецкой артиллерии с тем, чтобы засечь огневые точки и уничтожить их при массированной артиллерийской подготовке.

— Пусть штурмовики идут как можно дальше. Ваша задача — контролировать их движение и реакцию противника, — заключил свои слова генерал Валецкий.

— Штурмовой батальон, смею напомнить вам, товарищ генерал-лейтенант, в подавляющем большинстве состоит из офицеров, — глядя Валецкому в глаза, заговорил Матов. — Из настоящих офицеров. Потому что погоны можно снять, а знания и опыт отобрать нельзя. Я прошу после боя наиболее отличившихся направить в войска на командные должности. Я уже подавал вам рапорт. И еще… И еще, — повторил Матов с нажимом, заметив неудовольствие на лице Валецкого. — Я убежден, что если штурмовикам сказать правду об их действительной миссии, то и выполнять они ее будут сознательно, следовательно, с большей эффективностью.

— У меня нет времени и желания спорить с вами, полковник, — нахмурился Валецкий. — Я изложил вам не просьбу, не совет, а приказ, и требую его выполнять неукоснительно. Не забывайте об ответственности, которая ложится на вас и вашу дивизию. И потом… — Валецкий усмехнулся и отпил из стакана. — И потом: здесь не Генштаб, здесь не играют в войну, здесь воюют. Я вас больше не задерживаю, полковник. — И Валецкий отвернулся.

Матов, так и не притронувшись к чаю, уехал к себе в дивизию. Он был обижен и в то же время раздосадован на самого себя: нечего лезть с советами к начальству, когда оно советов у тебя не спрашивает. А все дело в том, что он еще не отвык от генштабистских замашек, когда одно его появление на том или ином участке фронта приводило в трепет командующих корпусами, армиями и даже фронтами, не говоря уже о дивизиях, потому что все знали: порученец Генштаба может накатать такое, что мало не покажется, когда сверху начнут драть против шерсти. А такое случалось сплошь и рядом, и не только потому, что кто-то что-то делал плохо, а потому, что все хорошо быть не может, всегда найдется к чему придраться, а именно ради этого и посылали офицеров генштаба. Так что Матов даже привык, что высокие чины обхаживали его, льстили и ублажали, хотя сам он вроде бы не давал никому повода для подобного к нему отношения. Что поделаешь: во все времена почти всякий начальник боится любого ревизора и проверяющего, ибо все грешны, — и с этим приходится мириться.