Жернова. 1918–1953

— Сейчас в оппозиционеры активно втягиваются русские и нацмены, — отмахнулся Лев Борисович. — В частности, в московской парторганизации усиливаются течения против Сталина. Мне известно, что существуют подпольные типографии, в которых под маркой Политиздата выпускают брошюрки определенного толка, и эти брошюрки свободно продаются в киосках Роспечати. Между прочим, Бухарин знает об этом, но помалкивает: рассчитывает, что когда мы придем к власти, это ему зачтется… — Каменев усмехнулся каким-то своим воспоминаниям, затем продолжил более жестким тоном: — Главное — всю подрывную работу вести чужими руками, а самим оставаться в стороне, проявляя всяческую лояльность режиму, превознося его за каждое сказанное или напечатанное им слово. Это не может не вызывать отвращения у здравомыслящих людей. Главная наша опора — это военные, ОГПУ и НКВД. Среди них и надо вести соответствующую работу. С этим согласны и наши друзья.

— Чтобы получить пародию на Наполеона в виде тупоголовых Ворошилова или Буденного, — саркастически ухмыльнулся Зиновьев.

— Это исключено! — решительно отмел Каменев. — Если кто в этом смысле и представляет некоторую опасность, так это Тухачевский. Но наши люди держат его на коротком поводке. К тому же, он слишком увлечен бабами. А чтобы стать Наполеоном, надо быть сугубым прагматиком. У Тухачевского это качество отсутствует начисто.

— Ну, дай-то бог, дай-то бог, — проворчал Зиновьев, довольный, что его мысли во многом совпали с мыслями Каменева. Он сходил к столу, налил в кофейную чашку коньяку, выцедил его, зажевал лимонной долькой. Вернувшись к окну, заговорил снова, но уже о себе: — Вам тут, в Москве, хорошо, хотя я и ненавижу этот третий Рим… черт бы его побрал! А мне киснуть в Казани… Если вы меня не вытащите оттуда, я, честное слово, организую группу боевиков и взорву какой-нибудь завод или мост.

— Ну и глупо, — спокойно возразил Каменев, отлично сознавая, что за этой угрозой нет ничего, кроме пустой бравады. — Кому от этого станет лучше? А этот завод рано или поздно будет работать на нас, и чем лучше он будет работать сейчас, тем лучше вообще… Тем более что нам вообще не нужно ничего взрывать: для этого существуют другие люди. Нам не нужно ничего взрывать еще и потому, что сама политика Сталина рано или поздно взорвет Россию изнутри, и тогда эта страна упадет уже в наши руки. Нам нужно только одно: где-то чуть усугубить положение, чуть подтолкнуть колеблющихся, у кого-то чуть поднатянуть нервы, — и само собой создастся классическое положение: верхи не могут, низы не хотят.

— До этого слишком далеко, мой дорогой Лео. Слишком далеко. Ты посмотри на рабочих, особенно на молодежь, — их просто переполняет энтузиазм. Они верят, что строят счастливое завтра если не для себя, то для своих детей. Счастливое будущее для своих детей для них важнее всего. Но главное — они верят в Сталина, связывают с ним свое будущее, как их отцы и матери верили в царя и Иисуса Христа. Несколько другое с крестьянством, но оно уже не способно на массовые выступления против режима, а отдельные кулацкие акты неповиновения ничего не значат.

— Все это не может продолжаться вечно. Наступит отрезвление, и тогда… тогда произойдет такой взрыв, что Россия разлетится на куски.

Каменев замолчал, отошел от окна к стеллажу с книгами, достал из-за ряда книг в красных обложках какую-то невзрачную книженцию в черной обложке, протянул Зиновьеву.

— Это «Майн кампф» Адольфа Гитлера. Настоящая фамилия — Шикльгрубер. Австрияк, бывший ефрейтор германской армии. Евреев ненавидит патологически и обещает истребить всех поголовно, как только его партия возьмет власть в Германии. Большой поклонник Ницше, Бисмарка и Фридриха Великого. Почитай на досуге, но так, чтобы никто ни-ни… Правда, Сталин приказал сделать перевод и отпечатать сто экземпляров, но исключительно для членов Цэка, а мы с тобой, увы, уже не члены… — Каменев двусмысленно усмехнулся, развел в стороны руки, повел головой, точно пытался вылезти из воротника рубашки. — Надо сказать, — снова заговорил он, — что кое-что Гитлер взял из Библии и даже из Талмуда: избранная богом раса, право на мировое господство, на физическое истребление неполноценных народов и прочая, и прочая. Но только уже на германский лад. Есть данные, что германские сионисты пытаются договориться с Гитлером на этой почве: мол, вы особая раса, но и мы тоже. Боюсь, что это тупиковый путь…

Они вернулись к столу, уселись в кресла. И Каменев, любовно поглаживая бородку, продолжил, глядя, как Зиновьев листает книгу, быстро пробегая глазами страницы:

— К сожалению, Германия меняется на глазах — и в худшую сторону. Противостоять ей может только СССР. Гитлеру, конечно, власти не видать, как своих ушей, но подтолкнуть на реванш страну он может. При определенных обстоятельствах, разумеется. И это тоже нельзя сбрасывать со счетов. Отсюда вывод: выжидать и готовиться, беречь кадры.