Впервые в СССР к серийной лодке применялся плазово-шаблонный метод сборки, разработанный в Германии. Лодка обещала быть дешевой и массовой. И обладать выдающимися характеристиками. Гельмут Вальтер переехал в Ленинград и активнейшим образом работал над крупнокалиберной дальнобойной 650-мм перекисно-водородной торпедой и дальнобойной высокоскоростной самонаводящейся 533-мм торпедой ДБТ, которые уже в следующем должны были поступить на государственные испытания. В самый разгар работы над этими проектами состоялась первая послевоенная атака на Жукова. Акция была хорошо спланирована, использована флотская пресса, а затем подключилась и центральная. Поводом для нее послужила авария на авианосце «Тбилиси», в результате которой погибло много моряков срочной службы и несколько старшин-сверхсрочников. Дело в том, что конструкционно наши и японские корабли разительно отличались: на «японцах» практически не использовалась электроэнергия, все вспомогательные механизмы имели паровые двигатели или турбины. Корабли поступили к нам, естественно, без документации. Командование флотом, вместо того чтобы запросить эту документацию, проваландалось с этим почти год. Потом спохватилось, но вся документация написана на японском языке! Иероглифы матросы не разбирают. Отдали в бюро переводов, те, естественно, с таким объемом работы не справились, затянули сроки. Техобслуживание систем не было проведено. В итоге: ночью произошел разрыв паропровода высокого давления в жилых помещениях четвертой палубы, унесший жизни ста пятнадцати человек. Атаку организовал «старый знакомый»: опять ставший вице-адмиралом и начальником штаба ТОФ Алафузов. Жукова обвиняли в том, что он не оговорил передачу документации на русском языке при сдаче флота японцами, и требовали над ним суда офицерской чести. После публикации «открытого письма» в «Красной звезде» и в «Правде» адмирал сел в самолет и полетел в Москву. Он не стал записываться на прием к Кузнецову, так как косвенно в тех же деяниях был обвинен и главком ВМФ. Он записался на прием к Сталину. Вечером того же дня ему позвонили в гостиницу, где он остановился. Поскребышев сообщил, что Жукову ему назначено на час ночи. В Кремле последний раз Владимир был в 42-м году осенью. Подошел к проходной у Боровицких ворот, расспросил, как пройти в кабинет Сталина. Несмотря на удивление, охрана толково разъяснила ему путь. Сдал оружие караульному, поднялся по лестнице, вошел в приемную за три минуты до назначенного времени. В приемной дымно, накурено, за столом сидит лысоватый человек в мундире, но без погон. Форма старая, еще довоенная. Адмирал представился, ему указали на диван и попросили подождать. Разрешили курить, некурящий Жуков мотнул головой. Тут и так не продохнуть от запаха табака. Через несколько минут Поскребышев снял трубку зазвонившего телефона, что-то ответил. Через полминуты дверь открылась, и из кабинета вышло несколько незнакомых человек.
– Проходите, товарищ адмирал. – сказал Поскребышев и снова уткнулся в какие-то записи.
Двойная дверь, довольно светлый кабинет, освещенный несколькими люстрами. Длинный т-образный стол, накрытый тяжелой суконной скатертью, многочисленные кресла с обеих сторон стола. Сталин сидел в мундире с погонами маршала Советского Союза и одинокой звездой Героя. Жуков, перед выходом из гостиницы, наглаживал мундир и аккуратно размещал четыре звезды и колодку с орденскими планками. Ничего «лишнего» на шею не повесил, хотя мог. Все было только на колодках. Доложился о прибытии, продолжая осматривать кабинет. Он здесь никогда не был.
– Здравствуйте, товарищ Жюков! – легкий акцент у Сталина присутствовал. – Проходите, присаживайтесь.
Сталин указал ему на первое кресло слева от себя у длинного стола.
– Что, незнакомый кабинет? Мне даже показалось, что вы не стараетесь сюда попасть. Это так? Что у вас случилось, что вы изменили правилам?
– Товарищ Сталин, повода побывать здесь у меня не возникало. А вы – Верховный Главнокомандующий. Не приглашаете, значит, в этом нет надобности. Я вообще в Москве редко бываю.
– Понятно! Так в чем проблема?
– Несколько публикаций во флотских и центральных газетах, товарищ Сталин, в которых меня обвиняют в том, что я о чем-то не договорился с японцами. Авторы статей требуют суда офицерской чести надо мной.
У Сталина зазвонил телефон, он снял трубку, выслушал звонившего и сказал:
– Пусть войдет.
Появился генерал-полковник, тоже небольшого роста. Он доложился о прибытии.
– Принесли? – спросил Сталин.
– Так точно, товарищ Сталин. Вот данные проверки. – Он подошел к столу и передал Сталину довольно объемную папку. Обошел стол и показал что-то, раскрывая папку на закладках.