Жертва

Да, я любила его. И я солгала Биллу. Я сказала ему неправду. Я притворялась, потому что это было единственным шансом защитить его от боли. Защитить нас обоих. Любовь не должна причинять такие мучения. В конце концов, возможно, что это даже не любовь. Конор был настолько больным, что даже мои чувства к нему омрачались этим, становясь такими же омерзительными и нездоровыми, как и он сам.

Возможно, я даже на самом деле не солгала Биллу только что. Может, это на самом деле нельзя называть словом «любовь». Откуда я могла знать?..

Билл поднялся и пересел ко мне на постель, опустошенно глядя куда-то перед собой. Взял мою руку в свои ледяные ладони и некрепко сжал ее.

Он казался раздавленным настолько, что его широкие плечи сжались, безвольно поникнув, а шея утратила возможность держать голову прямо.

– Я прощаю тебя, – прошептал он. – Прощаю, потому что люблю тебя слишком сильно.

Он повернулся и посмотрел в мои зрачки. Я молча глядела на него, не зная, что я вообще могу сказать на эти слова. Все, что я ощущала в эти мгновения – это стыд. И невыносимое, всепоглощающее чувство вины.

Я чувствовала себя чудовищем, разрушившим чужую жизнь. Такой же тварью, как Конор Мейерсон. Сейчас мы с ним были настолько одинаковыми, что от этой мысли по моей израненной спине пробежал холодок.

– Но если ты еще раз окажешься рядом с ним, Элли, – Билл неожиданно сжал мои пальцы. – Я положу этому конец.

Я закрыла глаза. Билл продолжал держать меня за руку, пока я старалась унять бурю мыслей, начавшуюся внутри своей головы. Но я слишком устала.

Моему телу необходим был отдых, а моей искалеченной душе – Билл. Только он мог излечить меня. Помочь мне выйти на свет. Выбраться из темного угла, в который меня заманил Конор.

Засыпая, я словно слышала его громкий смех, звучавший в моих ушах так оглушительно, словно мы все еще стояли голые на том чертовом пустом шоссе. И будто он разводил руки в стороны, подставляя свою обнаженную спину ветру. Запрокидывал голову и смеялся, а ветер трепал его светлые волосы.

«Я знал, что не ошибся в тебе, крошка. Ты не станешь лгать, даже если правда будет неприятной…» – шептал он, обдавая знакомым до боли запахом своего тела.

Ты ошибся во мне так же сильно, Мейерсон, как и я ошиблась в тебе. Я только что солгала. Притворилась, будто не люблю тебя.

Я слабо сжала в ответ руку Билла и наконец с облегчением поняла, что начинаю проваливаться в сон.

Глава 13

Мне так и не удалось отдохнуть этой ночью. Как только мое сознание погрузилось в беспамятство, пронзительные звуки музыки вновь вернули меня в болезненную действительность.

В этом чертовом колледже все были повернуты на том, чтобы выкручивать динамики на максимум.

Я повернулась на бок, стараясь не разбудить спящего Билла. Он так и уснул, сидя рядом на моей постели. Откинув голову назад и упершись затылком о стену, он крепко спал, сомкнув изможденные посиневшие веки, несмотря на звуки, доносящиеся с улицы. Наверное, он на самом деле почти не спал на протяжении последних дней и устал еще больше, чем я.

Но когда я расслышала слова трека, громыхавшего за окнами, мое сердце болезненно сжалось. Только один человек в Нортбертоне мог включить это посреди ночи, наплевав на правила колледжа.

– Ты сказала, что не хочешь, чтобы о наших отношениях узнали, но я стараюсь выйти из твоей френд-зоны… Если я под кайфом, значит я настоящий. Я настоящий, когда под кайфом, детка, – низкие басы разбавляли чей-то голос, делая его еще более навязчивым.

Я осторожно сползла с постели, стараясь не затронуть лежащей рядом ладони Билла. Но он продолжал крепко спать.

Рванув к окну, я вгляделась вниз сквозь мутное стекло. На улице лил осенний дождь, и капли быстро стекали по ледяному окну вниз, торопясь слиться в лужицу, образовавшуюся на кирпичной кладке.

– Я звоню тебе только в половине шестого. Это единственное время, когда я называю тебя моей, – музыка разбивалась о мокрые стекла, рассыпаясь на отдельные буквы и забираясь внутрь моей головы. – Я сплю с тобой только в половине шестого. Это то время, когда я могу называть тебя своей.

Я заметила Конора раньше, чем он успел заметить меня. Его разбитая машина стояла прямо под окнами общежития, разрезая густой туман оранжевыми фарами.

Он лежал на смятом капоте, забросив руки за голову и молча таращился вверх. Он выглядел так же, как несколько часов назад, когда я бросилась от него прочь – в одних темных джинсах, которые теперь были насквозь сырыми.

Казалось, что крупные капли ледяного дождя, стучащие повсюду, совсем не беспокоят его. Машина мелко сотрясалась от громких басов, и на нижних этажах загоралось все больше окон. Студенты сонно ползли к своим окнам, чтобы понять, кто посмел нарушить их субботний отдых. А затем застывали на месте, обнаружив эту странную картину внизу. Никто не решился выйти к Конору наружу.