Жертва тайги

— Да мне немногое известно, и то с чужих слов. Знаю только, что его в реке нашли. У самого поселка. В половодье. Тело к мосту, к быкам прибило. Куртка зацепилась за арматурину. Следователь сказал, что он в воде не меньше двух недель находился. Труп очень сильно раздуло. Только по одежде опознали.

— И отчего он умер?

— Я же говорил, застрелили. Две пули. Первая в затылок, а вторая — в спину, в поясницу.

— На каком основании старики ваши сделали вывод, что это Лембита работа? Наверно, было что-то такое, что на него указывало? Я прав? Ну, давай уже, колись, Игорек.

— Да, было. Одну пулю малокалиберную в теле нашли. От внутренней стороны пряжки срикошетила и в ребре застряла. Она не обычная была, с насечкой крест-накрест. Это делают для того, чтобы убойную силу увеличить. При попадании она раскрывается как лепестки цветка, крутится и все кругом крушит. Как будто со смещенным центром тяжести.

— Разве в поселке мелкашек мало? Да белкует [66] же каждый третий, я уверен.

— Да в том-то и дело, что люди именно белкуют. Для этого же никакой особой убойной силы и не требуется. Даже наоборот. Насечки на пуле делают только в одном случае — когда на крупного зверя собираются. Чаще всего на зюбряка. Тогда еще и пороха полуторный заряд кладут. Иной раз и двойной бывает. Опасно, конечно. Часто гильзу рвет, если личинка [67] старая. Но бьет гораздо жестче и сильнее.

— И опять я тебя не совсем понял, Игорек. Да что он, один, что ли, в поселке так охотится?

— Один — не один, а таких спецов совсем немного осталось. По пальцам посчитаешь. Дело в том, что сейчас спокойно можно и серьезный калибр себе прикупить, с которым охотиться намного проще. Зачем с малопулькой мучиться? Из нее же нужно точно в убойное место попасть: в шею, в голову или в сердце, под лопатку. Да еще с подхода — по стоячему. Ты же знаешь, что изюбрь — зверь очень осторожный. Редко когда ближе чем на сто метров к себе подпустит. Даже из-под ветра. Для мелкашки это же предел. Дальше ни за что не возьмешь. Нечего и на курок давить.

— Ты хочешь сказать, что у него толковой нарезухи нет?

— Не знаю, есть или нет, но весь смысл тут в другом. Завалить из малопульки серьезную дичину — особый форс даже для маститого охотника. Это серьезно поднимает его самооценку, придает авторитет в глазах окружающих серьезно. В общем, не знаю, чем он там в точности себе душу тешит, но до сих пор упорно охотится таким непростым и нелегким способом. Таких, как он, во всей округе всего несколько человек осталось. Раз, два и обчелся.

— Теперь яснее стало. Ведь он же и по нам из мелкашки лупил. Просто мастерски движок заклинил, из строя вывел. С одного попадания. Да еще и в движении. Такой выстрел дорогого стоит. Ничего не попишешь. Спец, высший класс. Перспективка та еще — с таким снайперюгой в перестрелке схлестнуться. Себе дороже.

— Да, стреляет он, по слухам, очень здорово. Даже из наших мало кто может с ним равняться. А ведь они с самого малого возраста оружие в руках держат. Уже с шести-семи лет вместе со старшими на охоту ходят.

— Могу предположить, что своими соображениями насчет этой приметной насеченной пули никто из ваших с ментами так и не делился?

— Не знаю. Наверное, нет.

— Ну да, понимаю. Ясный перец! — съязвил Антон. — Это же ваши внутренние разборки. Личная вендетта, так сказать. Мол, час расплаты недалек, и все такое прочее. Так ведь? Вот и домстились, блин, до самой задницы! Теперь нам с тобой расхлебывать. Слушай, Игорек, а давно он здесь поселился? С каких пор обретается?

— Да где-то уже лет семь-восемь. Около того.

— И откуда?

— Этого вроде тоже никто не знает. Я ведь уже говорил тебе, что о нем вообще мало что известно.

— Ты хочешь мне втереть, что он сам, в одиночку отстроился?

— Сам или нет — не знаю. Даже если и нанимал кого-то из поселка, то люди эти до сих пор язык за зубами держат. Заплатил, наверное, хорошо или припугнул серьезно.

— Лады, — подытожил Антон. — Ясно, что ни хрена пока не ясно. Да бог с ним, с этим варнаком. Потом разберемся.

Он украдкой бросил взгляд на Ингтонку, потер в раздумье переносицу и, поколебавшись, полез в карман. Антон достал талисман, сдвинул в сторону миску с недоеденной бориксой и положил его на стол перед парнем:

— Что это?

— Можно?

— Да, бери, конечно. Для того и показал. Что сказать можешь? Это я около кумирни нашел. Там, в пещере, о которой рассказывал.

— Да это же и есть хотонгони! — воскликнул Ингтонка.

— Что ты имеешь в виду?

— Да тот огненный череп, о котором Геонка ляпнул, когда шаманить вызвался.

— Хорошо. Понятно. Что еще скажешь толкового?

— Это нэцке.

— Оно и мне известно. Не тупой, поди.