Жертва тайги

Тошно на душе. Мрак беспросветный.

Чуть слабину себе дал, и вот уже роятся, крутятся в мозгах худые пагубные мысли:

«Неужели это все? Вот так пошленько и просто? Больше ничего не будет, да?.. А все спешил куда-то. Суетился, тупая бестолочь. Зачем? Уступить боялся? Кому и что ты доказывал?! — Но Антон вовремя опомнился, закусил губу до крови, так, что в глазах от боли потемнело. — Нет! Нельзя давать этой галиматье, всей чухне слюнявой в душу лезть! Сейчас лучше вообще ни о чем не думать. Все подчистую из башки выскрести!»

Он слизнул набежавшую кровинку, почувствовал на языке солоноватый железистый вкус и задышал ровнее. Потом Антон опять откинулся затылком на дубок.

Звук лодочного движка, тонкий и зудящий, напоминающий комариный писк, едва пробился через неумолчный рокот горного потока, а потому и не сразу проник в сознание. Только когда моторка выскочила из-за ближайшего кривуна и загудела в полный голос, Антон устало открыл глаза и криво оскалился.

«А быстро обернулся, сволочь! Еще и темнеть не начало. Шустрый, садюга, как электровеник. — Но через мгновение его словно током по темечку долбануло. — А ведь не сверху идет. Из низовьев тянет. Да, так и есть. Точно. Снизу шпарит! Теперь бы только под наш берег не свернул, не забился бы в глухую зону!»

Антон заорал что было мочи, ревел белугой, до слез, пока не осип, не запустил петуха. Бедолага захлопнул рот. Он был красный как вареный рак, глаза вылезли из орбит, жилы вздулись на лбу.

Антон услышал, как где-то совсем рядом, под обрывом, звякнуло весло о борт, и тут же снова зашелся в хриплом вое:

— Сюда давай! Мы здесь! К нам греби!

Но на этот раз его надолго не хватило. Горло словно продраил крупный наждак.

Просипел и затих, ловя ухом каждый шорох. Ожидание затянулось.

«Наверное, никак не найдет, где пристать можно, — подумалось Антону. — Тут же, под нами, наверное, скала сплошная. Нет, ничего подобного. Коса же, та, где мы медведя завалили, совсем рядом! Но чего же он тогда так долго возится, копается столько времени?.. А-а, наверное, место этой нашей бойни осматривает. Там ведь ободранная туша и оморочка до сих пор валяются».

Послышался тихий приглушенный говорок, но отдельных слов разобрать было невозможно. Высокий берег резонировал, отражал звуки.

«Значит, их как минимум двое. Интересно, кто такие. Рыбаки, охотники? Да и пусть кто угодно, только не из той же шайки-лейки».

Нежданных спасителей и вправду было двое. Первый — долговязый и нескладный очкарик лет двадцати пяти, не больше, с оттопыренными розовыми ушками и впалыми щеками. На подбородке смехотворная козлиная бороденка клинышком. Длинные прямые волосы стянуты тугой резинкой на затылке. Новенькая не замаранная хрустящая энцефалитка на пару размеров больше, чем нужно. Будто с чужого плеча. Явный холерик с неуловимыми, скачущими с одного на другое темно-карими глазенками.

Но не только глаза, а и все его несолидное муравьиное тельце находилось в беспрестанном движении. Казалось, что кто-то невидимый все время дергает его за веревочки, не позволяя ни на минуту прийти в состояние покоя.

«Ну, этот хвостатый задохлик не в счет, — рассудил Антон. — Такого, случись схватиться, и соплей перешибешь. Зато второй!.. Этого здоровяка только издали гасить. Да и то из помповухи. Не дай бог в его грабки угодить. Такой тип кишки через уши выдавит».

Да уж, тут было от чего забеспокоиться. Сутулый насупленный верзила почти двухметрового роста, годков тридцати пяти, гляделся, не в пример задохлику, весьма серьезным противником. С таким, возникни конфликтная ситуация, справиться будет очень нелегко. Практически невозможно с голыми руками.

Он в распахнутой темной затасканной фуфайке с истертыми до бахромы, засаленными обшлагами. Под ней серый от грязи тельник, из глубокого выреза которого выставлена напоказ обветренная до красноты массивная безволосая грудь, бугрящаяся при малейшем его движении широченными продольными мышцами. Выпирающий треугольный кадык покрыт белесой щетиной. Черты лица от самой кромки глазных впадин были настолько крупными, что даже при его неслабых габаритах смотрелись несколько гротескно. Словно голова в пятнистой кепке со сломанным посередине бесформенным козырьком принадлежала совсем другому, еще более массивному туловищу.

«У него, наверное, пресс как у гориллы, — подумал Антон. — Такого и кувалдой хрен пробьешь. Взгляд цепкий и медленный, прямо как у дворового пса, пожившего, хватившего лиха на своем веку. Такого, видимо, ни на какие красивые россказни не купишь. Раскусит махом и все твои хитрые уловки вычислит в два счета. Если вдруг что не по нему будет, не по нраву ты ему придешься, то уделает походя, порвет без всяких сантиментов».

— Здорово, мужики! — громко, с какой-то щенячьей радостью, выдохнул очкарик, едва ступив на поляну. — Вот это да! Кто же вас так, а? Что у вас тут такое случилось-то? Кошмар какой-то!