Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

— Есть. Генерал Барановский, готовьте приказ направить в распоряжение генерала Краснова 17-й армейский корпус из-под Москвы и 37-ю пехотную дивизию. Теперь же, Петр Николаевич, отдайте приказ казачьим частям наступать из Острова на Гатчину и Петроград. Теперь же. И сразу едем на вокзал.

Выслушав приказ, казаки неохотно, но все же повиновались. Тут возникла новая закавыка: железнодорожники долго не хотели подавать составы под погрузку. Челноками сновали по вокзалу и железнодорожным путям офицеры. Бряцали ножнами и шпорами, грозили наганами — все бесполезно. Вагоны застряли где-то в тупике, паровозы пыхтели и дымились вдали от них. сцепщики и контролеры бегали туда-сюда в поисках неизвестно чего. Ржали подголодавшие лошади, казаки очищали привокзальные магазинчики и ларьки.

Безалаберщину на вокзале прекратил Краснов, приказавший схватиль нескольких паровозников и под угрозой оружия сформировать первый эшелон, погрузить в него часть войск, В тот же поезд сел и Керенский, Но состав все не трогался: одни машинисты сказались больными, другие отказывались вести состав, третьи вовсе сбежали. Пришлось посадить в паровоз своего офицера, есаула Коршунова, в прошлом хорошего машиниста.

Наконец, поезд тронулся и, постепенно набирая ход, приближался к Пскову. Чем ближе подъезжали к ставке Черемисова, тем больше нервничал Керенский: что еще там учудит предатель-генерал? Опасения оказались напрасными, Псков проскочили благополучно, не останавливаясь, и на рассвете следующего дня прибыли в Гатчину.

Тут же, не выходя из вагона, Керенский издал приказ о новом назначении генерала Краснова:

Архив

«Генералу Краснову 1917 года 27октября 7 час. 05 минут № 46:

Приказываю Вам вступить в командование всеми вооруженными силами Российской Республики и Петроградского округа на правах командующего Армией

Министр-председатель Временного Правительства и Верховный Главнокомандующий А.Керенский.»

Казалось бы, для Краснова наступил столь долгожданный звездный час. Но почему-то никакого ликования в душе генерал не испытывал. Он уже осознал, что его вынуждают играть в чужие игры, что все вокруг творящееся напоминает уже не столько заботу о будущем России, сколько толкотню локтями у лестницы к некоему сомнительному пьедесталу. Однако для того, чтобы забраться на него, надо было выжить. Чтобы выжить, надо залезть еще повыше. Как угодно, с чьей угодно помощью. В том числе и «всех вооруженных сил Российской Республики», даже если их олицетворяют несколько казачьих полков да рота лейб-гвардии Измайловского полка с 12 пулеметами. Она без сопротивления сдалась Краснову и для пущей безопасности была разбросана по верным частям из-за невозможности держать при ней караул.

Встречали казаков и Керенского истерически-радостно, главным образом, дамы с цветами в руках. Первое, что сделал Краснов, — ввел в Гатчине осадное положение. Комендант дворца капитан Свистунов расстарался и устроил Керенского в парадных дворцовых покоях. Кроме великолепного убранства, роскошные комнаты эти имели еще одно неоспоримое достоинство — подземный ход к Серебряному пруду Гатчинского парка. Так что Керенский мог отдыхать вполне спокойно.

К казачьему генералу министр-председатель в эти дни, очевидно, проникся особым доверием и приказал разместить его вместе со штабом в нижней части дворца, поручив охрану здания. Казачьи полки в этот период представляли все гатчинское воинство, а осадное положение лишь усиливало их влияния на жизнь города. Курсанты школы прапорщиков, расположенной в городе, хотя и отказались от наступления на революционный Петроград, но поддерживать порядок и нести караульную службу в Гатчине согласились.

Появилась возможность толком разобраться в обстановке, сопоставить силы свои и противника, хотя бы приблизительно прикинуть, что есть в резерве и где он находится. В штабе этим заниматься начали сразу по прибытии в город. Краснов энергично включился в привычную работу, но тут последовал очередной вызов к Керенскому.