Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

Воспоминания

Безвластный премьер ходил по комнате, заложив руки за спину и, не останавливаясь, скороговоркой выпалил:

— Больше ждать мы не можем. Время не терпит. Требую завтра же начать наступление на Царское Село.

— Александр Федорович, простите, — не сдержался Краснов, — но с такими малыми силами я даже не рискую провести серьезную рекогносцировку.

Верховный приостановился, всмотрелся в Краснова, будто взвешивая, насколько тот искренен. Снова забегал по комнате, напомнив Краснову зверька, мечущегося в поисках выхода из клетки. Вариантов было немного, и Керенский вновь продиктовал Барановскому телеграмму, в которой теперь уже в категорической форме потребовал передать в распоряжение Краснова армейский корпус, пехотную дивизию и мортирный дивизион, стоявший в окрестностях Гатчины.

— Мой приказ остается в силе, — добавил он. — Готовьте наступление.

— Однако до утра войска не успеют подтянуться.

— Не рассуждайте, генерал, а действуйте! Действуйте!

Легко сказать, да трудно сделать. Краснов пригласил из Петрограда в Гатчину представителей «Совета союза казачьих войск»(возглавлял атаман А.И.Дутов, разогнан большевиками в декабре 1917 года). Прибывшие высказали уверенность, что три казачьих полка выступят вместе с 3-м корпусом при условии, если Керенского поддержит население. Условие практически невыполнимое, так как основная масса местного населения уже склони-лась на сторону большевиков.

Так оно и получилось — монархически настроенные представители Совета не смогли поднять казаков, и обещанные полки из Петрограда не выступили.

Впрочем, Керенский тоже не бездействовал. Днем он принял прибывшего к нему Б.В. Савинкова. Тот предложил сформировать коалиционное правительство, в которое, по его мнению, могли бы войти и большевики, и меньшевики. Однако Керенский от этого предложения отказался:

— Большевики, меньшевики в правительстве России? Что вы, Борис Викторович! Разве такое мыслимо для настоящего политика? — пожалуй, обиделся он без обычного притворства. — Мы уж как-нибудь сами.

Встретился Керенский и с прибывшим в Гатчину французским военным атташе Лягишем, и с И.Р.Довбор-Мусницким, командиром особого корпуса, сформированного Временным правительством из поляков. Пожелание Верховного получить помощь от французов и привлечь поляков к совместным действиям против революционного Питера энтузиазма у визитеров не вызвало. Оба заявили о нежелании вмешиваться во внутренние дела России. Впрочем, столь твердая позиция не помешала Довбор-Мусницкому через несколько месяцев поднять мятеж против Советской власти. Но было уже поздно. Не удалось не только объединить разрозненные силы военной оппозиции, но и вызвать сочувствие и понимание у фронтовиков.

Между тем в те же часы, когда Керенский безуспешно пытался призвать на свою сторону войска, Петроград рассылал одну за другой радиограммы о том, что власть всюду переходит в руки Советов. И ни у кого не вызвал недоумение адрес обращения — «Всем, всем, всем», ибо рассчитывали большевики не на радиосвязь, а на солдат-ский беспроволочный телеграф, способный в считанные часы разнести весть по фронтам.

На стол Керенского легло полуобращение-полураспоряжение из Смольного о прекращении сопротивления. Дескать, «весь русский народ идет с большевиками, а с «бывшими» — лишь казаки да часть буржуазии». Обращение взвинтило Керенского еще больше. С новой энергией он потребовал немедленного выступления на Петроград теми силами, которые имелись в распоряжении Краснова.