Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

— Нашему крестьянину сегодня что надо? — вопрошал Гордое. — Раз в год в бане с мылом, помыться да зажечь керосиновую лампу. При царе не было столько разных министерств по топливу, а деревня имела керосин. От кого? От одного Нобеля. За год мы не смогли после войны сделать то, что та же Чехословакия — за три месяца. Депутатам на рты замки из благ понавесили, вот мы и молчим на сессиях. Попробуй покритикуй правительство…

— A-а, что там говорить, — поддерживал его Рыбальченко, — у нас в стране управляющих больше, чем работающих. Словом по пословице: один с сошкой, а семеро с ложкой.

Правда не только глаза колет. Она в состоянии мстить и тем, кто ее отстаивает, и тем, кто ее боится. Больше всех же обычно достается тем, кто считает себя монопольным ее владельцем. Кулик был склонен к этому, а потому после увольнения потерял всякую осторожность. Запил и в пьяном виде готов был откровенничать с любым, кто слушал…

Трудно сказать, какие замыслы были у тех, кто решил вывести Гордова, Кулика и Рыбальченко из игры к осени 1946 года. Если бы все трое повели себя смирно, возможно, их бы больше и не трогали. Но они не смирились, при первой же возможности собирались вместе, обменивались мнениями. В октябре Гордов резко критиковал ЦК партии за то, что тот никогда не признает своих ошибок, а вечно ищет «стрелочников».

— В стране нет хлеба, а вину за это ЦК и правительство сваливают на секретарей обкомов, — говорил он бывшему адъютанту Жукова генерал-лейтенанту Терентьеву в столовой Генштаба. — Правительству плевать на народ и смерть миллионов, оно занято самообеспечением.

— Это точно, рыба тухнет с головы, — поддержал его Терентьев.

Ближе к концу июля, точное время никто из участников того банкета не помнит, Кулик пригласил к себе на квартиру заместителя командующего по материальному обеспечению генерал-майора Д.Т. Гаврилова, начальника технического управления автобронетанковых войск полковника П.С. Плотникова, начальника отдела кадров тыла подполковника Минаева и генерала Рыбальченко. Банкет был (не банкет, а проводы) по грустному поводу увольнения Кулика и Рыбальченко из армии. Выпили, как водится, разговорились…

Все сказанное каждым войдет в отчет осведомителя и будет потом официально фигурировать в допросах.

Воспоминания

Кулик зашел к бывшему командующему 2-м Белорусским фронтом генералу армии Г.Ф. Захарову. В гостях у того был командующий 4-м. Украинским фронтом генерал армии И.Е. Петров. Выпили за встречу. Григорию Ивановичу пришлось отвечать на вопросы: чем занимается, за что отстранили, что собирается делать?

— Моя судьба, уверен, ждет многих генералов. Сейчас из Красной Армии вытесняют старые командные кадры, заменяют их политработниками, которые не разбираются в военном деле. Остался один Жуков, который еще в силах что-то изменить.

— В каком смысле, Григорий Иванович? — спросил Захаров.

— Ав самом прямом. Не надо уподобляться баранам на бойне. Надо бороться, а Георгий Константинович сам недоволен назначением Булганина первым замом министра обороны, считает его человеком двуличным и подхалимом.

Но все когда-то кончается. 11 января 1947 года заместитель начальника секретариата Министерства госбезопасности СССР полковник Белоусов, «рассмотрев имеющиеся материалы о преступной деятельности Кулика Григория Ивановича… нашел: Кулик Г.И. подозревается в преступлениях, предусмотренных ст. 58-1 и. «б» УК РСФСР, и, принимая во внимание, что он, находясь на свободе, может уклониться от следствия и суда, постановил: мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда в отношении Кулика Григория Ивановича избрать содержание его под стражей».