Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

В информации, представленной наркому обороны Ворошилову, Орловский сообщает:

Архив

«Люди брались под арест сотрудниками ОГПУ прямо-таки полками вместо того, чтобы разобраться и свести дело к изоляции организаторов и актива. У нас часто забывают о том, что ревзаконность не пустая фраза, и о том, что нельзя так работать — когда сначала арестовывают людей, а затем разбираются, кто из них действительно преступник… Число содержащихся в домзаках (места предварительного заключения. — Авт.) заключенных вдвое, втрое превышает допустимые для них лимиты, чем полагается. Люди получают только хлеб, да и тот в урезанном количестве.» Орловский указывает, что в ходе проведенной им лично проверки установлены массовые случаи, когда «дела заводились на основании лишь агентурных данных либо элементарных доносов, с санкции партийного органа». Главный военный прокурор потребовал освободить из-под стражи «не менее тысячи заключенных» и предложил «поставить перед Наркомснабом СССР категорически вопрос о централизованном снабжении мест лишения свободы хотя бы минимумом, хлеба, масла и крупы»[11].

Однако реакции на прокурорские сигналы не последовало. Точнее, она была, но совершенно иного свойства. Репрессивная политика, на которую настраивалось сталинское руководство, предполагала закрытость приемов и методов ее осуществления. А для этого требовалось максимально ограничить доступ к информации о деятельности карательных органов, не допускать к ней даже территориальных прокуроров, сосредоточить надзор в руках относительно малочисленной, управляемой сверху военной прокуратуры. И расследование преступлений по всей 58-й статье УК РСФСР, и рассмотрение в судах дел этой категории становятся совершенно недоступны для постороннего взора.

В сентябре 1934 года приказом Прокурора СССР на военную прокуратуру возложено осуществление надзора за расследованием дел об измене Родине, диверсиях, и шпионаже, находившихся в производстве областных, краевых и республиканских управлений НКВД. Прежде это относилось к компетенции более многочисленного звена территориальных прокуроров, осуществлявших надзор по месту производства предварительного следствия. Со ссылкой на необходимость усиления прокурорского надзора за карательными органами все полномочия по контролю за законностью в деятельности ОГПУ по расследованию т. н. «контрреволюционных» преступлений полностью отошли к военной прокуратуре.

Казалось бы, благое дело? Но так ли это? Общая численность военно-прокурорских работников в то время не превышала 130 человек на всю страну, а количество чекистов, занимавшихся разоблачением «врагов народа» в республиках, краях и областях, исчислялось тысячами. Понятно, что в обстановке усиления репрессивных тенденций с такой нагрузкой столь малочисленной надзорной структуре, каковой являлась военная прокуратура, было не справиться. Обеспечить повсеместный контроль за соблюдением законности военные прокуроры оказались не в состоянии. Да и военные трибуналы уже не успевали рассматривать все возраставший поток дел. Правовые и реальные гарантии законности ослаблялись, и положение с законностью все более усугублялось.

Потом, спустя пять лет, когда поставленная цель будет достигнута, все вернется на круги своя, к исходному положению, существовавшему до 1934 года. Но к этому времени в СССР уже не останется никаких антипартийных уклонов и оппозиций, троцкистских, зиновьевских, бухаринских и прочих платформ. Будут уничтожены все основные действующие лица, исполнявшие роль палачей и организаторов массовых судилищ и расстрелов ни в чем не повинных людей, попавших под расправу по методу случайной выборки. С возгласом «Да здравствует Сталин!» жертвы будут встречать неправедные смертные приговоры, подставлять грудь под расстрельные пули, строить промышленные гиганты, бросаться на пулеметные амбразуры и под фашистские танки, чахнуть и умирать в бесчисленных лагерях. Венцом всего станет 1953 год, когда народ огромной страны будет совершенно искренне оплакивать смерть диктатора, затопившего его в крови.