Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

Расчеты Суслова не оправдались. Когда заявление на Кузнецова поступило в Москву, Главный военный прокурор Розовский по какой-то причине отсутствовал. Его заместитель А.С.Гродко осложнять себе жизнь не пожелал, но и брать ответственность за решение вопроса не стал. Он просто избавился от неприятной бумаги и отослал заявление Бескоровайного в политуправление Ленинградского военного округа, а оттуда — в НКВД. Заместитель начальника Ленинградского управления НКВД Н.Е. Шапиро своей резолюцией дает указание подчиненным: «Подсуммируйте все наши материалы и немедленно поставьте вопрос об аресте Кузнецова. Учтите его связи с Тухачевским и прошлые материалы».

Похоже, в НКВД с самого начала внимательно наблюдали за происходящим. Попытка Главной военной прокуратуры занять нейтральную позицию не отвечала намеченному замыслу и незамеченной не осталась. 31 августа 1937 года комиссар госбезопасности 3-го ранга Николаев, возглавлявший одно из подразделений НКВД, подписал справку об истребовании ареста в которой указывалось:

Архив

«Кузнецов является участником антисоветской организации, возглавляемой Тухачевским и Гамарником, ставившей своей задачей насильственное свержение Советской власти. Кузнецов лично связан с руководителями заговора и ведет в Ленинграде большую подпольную работу по армии…»

Минуя нерешительную Главную военную прокуратуру, НКВД выходит прямо на Вышинского, который, прочитав такую информацию, лично дает санкцию на арест. Спрашивается, чем же не угодил военный прокурор органам? Позднее в откровениях одного из следователей НКВД содержались следующие слова:

Архив

«Арест прокурора Кузнецова был вызван тем, что в момент развертывания массовой операции он критически подходил к даче санкций на арест, так как аресты часто были недостаточно обоснованными». Военная коллегия Верховного Суда приговорила Кузнецова к 15 годам лишения свободы. Мера наказания не удовлетворила органы. По свидетельству бывшего сотрудника Ленинградского управления НКВД Крысина, «Шапиро с негодованием реагировал на то, что Кузнецов осужден к тюремному заключению, а не к расстрелу»[16].

Доходило до абсурда. В одном из канцелярских дел на глаза попалась поразительная по своей доносительской сути записка, адресованная начальнику 2-го отдела Главной военной прокуратуры диввоенюристу Я.А.Козаринскому: «Сию минуту я случайно узнал, что арестованные иностранцы Брайнины, проходившие по делу троцкистов-шпионов, являются родственниками бригвоенюриста Брайнина. Прокурор ГВП военный юрист 1 ранга (фамилия неразборчива). 27. 04.37 г. 14 час. 35 мин.». На записке сделана не менее красноречивая резолюция: «Уже минут 15 назад мне доложили».

Случаи, когда донос не получал хода, единичны. Чем это объяснялось? Карьеристскими побуждениями, местью, подлостью или коварным интриганством? Очевидно присутствовало все сразу. Было и другое — стремление обезопасить самого себя от преследования за недоносительство, упредить вероятного доносчика и тем самым заслужить благосклонность органов за проявленную «бдительность».

По доносу в застенках НКВД оказался помощник Главного военного прокурора по надзору за законностью Л.М.Субоцкий. Его аресту предшествовало приме — нательное обстоятельство. В мае 1937 года Вышинский обязал Субоцкого участвовать вместе с ним в последних допросах Тухачевского и других «заговорщиков» по так называемому «делу военных». То был далеко не первый случай, когда Вышинский наглядно демонстрировал несговорчивым прокурорам, какая их ждет участь, если они не изменят свои взгляды. Субоцкий это указание Прокурора СССР выполнил. Следующим поручением Вышинский обязал Субоцкого присутствовать на приведении в исполнение смертных приговоров по этому делу, от выполнения которого он уклонился.