Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

До самого последнего момента Николай Николаевич не знал о количестве людей, причисленных к «заговорщической» организации, руководителем которой он сделался по легенде НКВД. Но когда следствие завершилось, Кузьмин вдруг постиг истинный размах затеянной провокации. Он узнал, что все соседние камеры забиты людьми, которых следователи сделали соучастниками возглавлявшегося им «заговора», хотя от него это долго скрывали. В такой обстановке защита серьезно осложнилась. Нужно было любым путем сорвать процесс.

Воспоминания

«Потом наверняка пришлют из Москвы авторитетных людей, способных объективно во всем разобраться. Надо довести до сведения правительства, до ЦК, до товарища Сталина, что по чьей-то недоброй воле истребляют преданных Родине людей, втягивая в это грязное дело всю партию, — писал Кузьмин в своем последнем обращении из тюрьмы. — Следует выяснить, как получилось, что каждому необоснованному аресту предшествует голословное объявление коммуниста врагом народа, исключение из партии, почему ни одна первичная парторганизация не встала на защиту своих товарищей?»

Второй раз в своей жизни Кузьмин становился «красным смертником». Но тогда, в Кронштадте, расстрелом ему грозили мятежные матросы, как он считал, взбаламученные демагогами. Здесь, в Новосибирске, его собирались судить высшим советским судом как врага рабоче-крестьянской власти.

С помощью своего бывшего заместителя по политуправлению округа дивизионного комиссара Н.И.Подарина Николай Николаевич развернул работу среди арестованных. Пригодились приобретенные еще в царских застенках навыки общения с соседями по камере. Многие согласились отказаться на суде от выбитых угрозами и насилием показаний, самооговоров и лжесвидетельств. Возможно, Кузьмину удалось бы устроить из суда своего рода демонстрацию протеста, но у НКВД не было недостатка в осведомителях.

Архив

«Сидящим со мной в одной камере Парамонову, Ботвиннику и Макарову, — читаем в доносе П.Милевского, — Кузьмин предложил отказаться от показаний в суде для того, чтобы сорвать судебный процесс, запутать и скомпрометировать следствие. Кузьмин говорил, что отказ приведет к тому, что отдельные участники троцкистской организации получат более легкое наказание. Он систематически перестукивался с участниками военной троцкистской организации. Из перестукивания мне известно, что активными участниками такого заговора являются в камере 2а Козлитин и Селиванов, в камере 26 Наханович и в камере 4а — Еремин».

За несколько часов до суда аналогичное заявление подал следователям другой стукач — С. Кулик.

Насколько разные попытки сохранить жизнь! Один видит выход в выражении открытого протеста, обличении методов выколачивания показаний, в отказе от абсурдных обвинений. Другой считает и предательский донос вполне допустимым средством. Но как-то не хочется осуждать тех, кто проявил малодушие, поскольку их ожидала та же участь, что и тех, кого они предали.

Перед тем как представить обвиняемых взору прибывших из Москвы вершителей правосудия, тюремное начальство привело подсудимых в порядок. Их побрили, помыли, постригли. Организовали помывку, одели в свежее нательное белье и чистые робы. Правила содержания арестованных выполнялись администрацией мест предварительного заключения точно. Здесь в умывальнике Николай Николаевич впервые после ареста увидел себя в зеркало. Вместо цветущего красавца с шикарной вьющейся шевелюрой и пушистыми усами, вызывавшими вздохи у дам, из зеркального овала на него смотрел исхудавший старик с лысой головой и впалыми щеками, изрезанными глубокими морщинами. Точно такой же, как все остальные сокамерники.