Уинри сказала, что уезжает на следующий день, билеты уже организованы. А сегодня она пойдет еще гулять с Мари и Ческой — мол, до сих пор не было возможности просто так побродить по городу с подругами. Настолько не было, что она, Уинри, чувствует себя не живой женщиной, а второстепенной героиней какой-то многосерийной шпионской истории.
После обеда Эдварда вывели в сад даже без особых протестов. Правда, он настоял, что в этот раз пойдет сам, хватит с него коляски. Автопротез после долгого перерыва отзывался отвратительной болью в культе, но Эдвард только сжал зубы: к боли такого рода он был привычен.
Ему удалось сделать аж десять шагов до ближайшей скамейки, на которую и присел, стараясь, чтобы это не выглядело так, как будто он упал без сил. Увы — он действительно упал без сил. Какое-то время Эдвард сидел, глядя в бледное небо почти невидящими глазами, и не было сил даже порадоваться, что он постепенно выздоравливает. Ну, сколько раз в жизни он через это проходил?.. Сколько раз вытаскивал себя за уши?..
Ал бы сказал: «Не перенапрягайся, брат…»
Интересно, Ал сейчас жив или мертв?.. И насколько это «или» легче твердого «мертв»?..
Тут, будто в ответ на свои мысли, он услышал легкое покашливание. Эдвард обернулся — и без особого удивления увидел Альфонса Хайдериха, стоящего подле скамейки.
— Что стоишь?.. — спросил Эдвард. — Садись. С чего это тебя выпустили из-под охраны?..
— Я теперь ужасно несекретный, — произнес Альфонс, присаживаясь рядом с Эдвардом на влажноватые доски. — А ты лучше выглядишь. Знаешь, оба глаза тебе идут.
— Я Рою говорил то же самое, кстати. Швы сняли уже дней пять назад… Нет, серьезно… ты же, вроде, должен был работать над… ну, сам знаешь, чем. Что я не знаю, что ли, как такие вещи делаются?.. У нас есть пара таких… академических городков. Там если водитель что привезет и ненароком в туалет зайдет, так все, оставят работать. Я поражен, что тебе разрешили выйти в город.
— Эдвард, тебе стоит учиться слушать собеседника, — мягко, как всегда — это за двадцать лет не изменилось — произнес Хайдерих. — Меня не отпускали погулять. Я оттуда полностью ушел. Под клятву о неразглашении, однако. И по личному приказу… знаешь, кого. Так бы не выпустили, конечно.
— Поссорился с алхимиками?.. — усмехнулся Эдвард. — Я думал, у тебя иммунитет на наших гениев — после меня-то…
Тут он по-новому вгляделся в Хайдериха, и наконец-то заметил то, чего не заметил раньше: и то, что кожа у друга странно бледная, и то, что мешки у него под глазами, и красные прожилки в глазах…
— Что случилось?.. — спросил Эдвард обеспокоенно. — В чем дело?..
— Считай, что меня отпустили по состоянию здоровья, — Хайдерих грустно улыбнулся.
Военный городок Немезис был довольно-таки милым местечком, несмотря на мрачное название. Во всяком случае, все заборы, которых тут так же имелось великое множество, были изукрашены яркими изображениями неизвестных Хайдериху существ. Существа прозывались «Отважный бельчонок Чирк, лисенок Джерри, паровозик Туту и их друзья» и были персонажами какого-то очень популярного мультфильма, а заодно и комикса. Мультфильм был черно-белым, к чему Хайдериху привык, комикс тоже, что повергало его в состояние некоего культурного шока. Увидев первый раз журнальчик в руках у Габриэля Синистры[11]
, Хайдерих очень вежливо поинтересовался, присутствуют ли у местных цветовое восприятие. Вопрос был, конечно же, глупый: до сих пор все виденные Хайдерихом здесь искусственные сочетания цветов были редкостно гармоничны. Синистра, Туманный Алхимик, удивленно уставился на Хайдериха после этого простого вопроса и со свойственным ему тактом произнес: «Эээ… коллега, конечно же, присутствует! Просто не кажется ли вам, что излишние цвета в искусстве убивают пластику?.. Людям все еще далеко до создателя».Дальше расспросы Хайдерих продолжать не стал — отчасти потому, что боялся: этакими темпами они и впрямь упрутся в вопрос создателя, а большинство местных христианами не являлись. Хайдерих не хотел лишний раз подвергать свою бессмертную душу искусу начать обращение неверных: он прекрасно понимал, что это было бы бесполезным, более того, в высшей степени вредным занятием, однако вколоченные в детстве инстинкты прилежного ученика воскресной школы вопияли.
Для самого Хайдериха дни здесь проходили, с одной стороны, весьма насыщенно, с другой стороны, крайне монотонно. Сперва его тщательнейшим образом исследовали медики, и признали, что совершенно ничем от среднего человека из этого мира не отличается. После чего он пообщался с местными техниками — и те радостно приняли его в свою компанию. Механика здесь развивалась в чем-то по другому пути, чем в родном мире Хайдериха, но общие принципы были схожи.