Жестяной самолетик (сборник)

А вот спроса на пищу духовную в виде семинаров быстрого приготовления по-прежнему не было, и Стас, сделав вид, что не больно-то и хотелось, извлек из глубин спортивной сумки дорожные шахматы и целый день играл с трезвым и серьезным де Ла Варгасом. И окончательно утешился, выиграв девять партий из десяти. Шахматный турнир привлек куда большее внимание авангардистов, нежели пустопорожняя болтовня. И пока команданте в перерывах между партиями ходил курить, разохотившийся Стасик, открыв кратчайший путь к успеху, скоренько обыграл добрую треть леваков и одного эльфа мужского пола.

— Еще немного потренируешься — и можешь, ежели что, в Остапы Бендеры подаваться, — прокомментировала Лиска.

С очередного перекура Варгас в палатку не вернулся. Штатная кухарка, готовящая ужин, успела заметить его скорбную фигуру, недолго помаячившую на фоне сосен, прежде чем удалиться в знакомом направлении.

Когда Лиска заглянула к шахматистам, чтобы напомнить о стынущем ужине, на месте команданте сидел Нестор.

— Потом, потом! — Стас сердито замахал руками.

— Ну, потом так потом, мне-то что? — философически спросила Лиска, устраиваясь у входа в палатку с недочитанной книжкой. — Вам же холодное жрать, не мне.

Ужинали в сумерках. Со скучными минами ковыряли ложками заветрившуюся перловку. Только Нестор наворачивал за двоих, а Стас ничего не ел. Итог партии был очевиден. А потом, когда лагерь уснул, — еще и отчетливо слышим: поверженный гроссмейстер долго слонялся за периметром и шумно вздыхал, прикидываясь не то тенью отца Гамлета, не то психологически травмированным нашествием туристов лешим. Но на помощь никто не спешил, даже Настя спала. А Лиска, хоть и полуночничала у костра, была слишком погружена в собственные мысли.

Впрочем, и на этот раз у нее нашелся собеседник не только во внутреннем мире.

— Слушай, вот смотрю я на тебя, — без предисловий начала Эльвира. — Вроде нормальная девка. Без гнилых идеек. Ну и какого хрена ты со всей этой шушерой возишься?

И, в ответ на безмолвное удивление Лиски, пояснила:

— Ну, со всеми этими анархо-троцкисто-толкиенистами? Будь моя воля, я бы им кашку не комбижиром, а стрихнином приправила. А ты их только что с ложечки не кормишь и подгузники им не меняешь.

Это, конечно, было наглым преувеличением. Нет, услышь Лиска такое от Макса или от де Ла Варгаса, грустно усмехнулась бы, сочтя вопрос риторическим, — да и все. Но от робеспьеристки-феминистки, которую кто-то там считает маоисткой?!

— Я — воин света, я поварешкой и добрым словом разгоняю темноту галимую, — выдала Лиска первое, что стукнуло в голову. — Начинаю обычно с поварешки.

— И получается? — с ухмылкой спросила Эльвира.

— Нет, — честно призналась Лиска. — С добрым словом вечно проблемы. У меня словарный запас бедный.

И добавила серьезно, почти с вызовом:

— И все ж таки мне кажется, что сдери с дурака идиотское тряпье и счисти гнилые идейки — человека увидишь.

— Ну-ну, — Эльвира задумчиво покачала головой. — Попробуй.

— Сомневаетесь, что получится? — сбавила тон Лиска. Она и сама сомневалась.

— Что-нибудь да получится. Тут ведь как всегда и везде в жизни — или ты, или тебя. Только с другим знаком. Или ты разочаруешься, или тебя потом будут превозносить как нового вождя и идеолога. Сколько-то лет, а может, даже десятилетий. Только потом все равно обгадят. И твое счастье, если к этому времени ты успеешь отправиться на свидание с предками. И не только потому, что тебе тошно будет видеть тех, кто тебя обгаживает, это полбеды. Куда хуже наблюдать таких вот защитничков, как эти… как ты их там зовешь?.. авангардисты.

Эльвира помолчала. Лиска тоже ничего не говорила. Ей было не по себе.

— Ты вот наверняка удивляешься, сколько я на себя ярлычков понацепляла: дескать, я и феминистка, и маоистка, и робеспьеристка. Вот, думаешь, понафантазировала. А тут все просто. Я со всеми и ни с кем. Со всеми, потому как не хуже любого вас вижу: в мире что-то идет неправильно. И ни с кем, потому как не знаю, что тут можно поделать. И сидеть сложа руки не умею и не хочу. Как ни крутись, каждый из нас вносит в этот безумный-безумный мир частичку своего безумия. Только вы — стыдливо, под видом созидательной деятельности, а я — в открытую.

Она достала тонкую дамскую сигаретку и прикурила её грубо, как немодный «Беломор», без манерности и церемоний.

— Спросишь, почему я тебе об этом рассказываю? Или не спросишь, сама догадалась? Ага, ты такая же, как я, только пока еще мнишь себя воином света. И не надо говорить, что это была только шутка. А лет через десять или перейдешь в разряд обывателей, или тоже как-нибудь назовешься, так, что встречные-поперечные от тебя шарахаться будут.

Кинула окурок в костер и, подводя итог разговору (этому? или какому-то иному, который вела сама с собой?), заявила:

— А ваш команданте — презабавный тип. Тоже несет черт знает что. Но умница.

Встала. Постояла пару минут, глядя в огонь. И пошла к себе в палатку.