Жестокая любовь государя

Два чубатых отрока из царской челяди вели промеж себя разговор, то и дело поглядывая на Силантия:

– …Медведь взгляда человеческого страшится, вот оттого глаза и дерет. Лапищами за затылок схватит и кожу на зенки натягивает… Сгинули грешные, спаси господь их невинные души!

Иван и Анастасия

Анастасия Романовна находилась у себя в тереме, когда услышала громкие голоса и следом за этим раздался грозный медвежий рык. Царица откинула в сторону занавесь и приникла к оконцу: перед Красным крыльцом, на царской площадке, три медведя яростно раздирали толпу посадских, которые пытались спастись бегством.

Анастасия не могла произнести даже слова, рыбой, выброшенной на берег, ловила ртом воздух. А когда спазмы спали, она закричала что есть силы, пугая своей неистовостью боярышень:

– Да что же это делается?! Что же он на дворе-то учинил?! Неужно не понимает, что люди это, а не звери какие!

– Что там, государыня?!

– Медведи всех людей порвали! Как же теперь мне на царя-то смотреть!

Девки стояли в растерянности, не зная, как же подступить к царице, а ближняя боярыня Марфа Никитишна, махнув платком, прогнала их в другую комнату и по-матерински ненавязчиво стала утешать государыню:

– А ты как думала, матушка! И поплакать в замужестве придется. С мужем жить – это не мед распивать! Царь Иван хоть и батюшка для всех, но годами еще мал. Подрасти он должен, вот оттого такие забавы себе и устраивает. Ты прости ему этот грех. Неразумен пока твой суженый. А вот как дите ему родишь, так он сразу изменится.

Царица, уткнувшись лицом в мягкое плечо боярыни, выплакивала горе до последней капли:

– Разве я знала, что царь таким будет? Ведь еще вчера он со мной добр был, а сегодня так осерчал, как будто я ему и не жена. А в опочивальню, когда я еще на постели лежала, боярина вызвал. Настькой меня назвал и сказал, чтобы не перечила, а коли надумаю прекословить, так вообще в монастырь запрет!

– Не со злобы это царь говорил, – гладила Марфа Никитишна ржаную голову государыни. – Бывает у него такое, а сам он отходчив, матушка. Жена ты ему теперь и тропиночку к его сердцу шальному отыскать должна. Вот тогда ты его на доброе дело и сумеешь наставить.

– Как же мне его наставить, боярыня, если он меня слушать ни в чем не хочет?

– В этом и заключается наша женская премудрость, чтобы мужика понять. Он свое делает, а ты ему про свое говори, да так, чтобы он не понял, откуда воля исходит. Вот тогда дела у вас на лад пойдут. А Ивана Васильевича ты поймешь! – уверенно махнула рукой боярыня. – Молодой он еще, а несмышленый потому, что матери рано лишился. Смилостивись над ним, пожалей его, вот он душой и потеплеет.

В трапезную в сопровождении бояр ввалился Иван.

После медвежьих игр настроение у царя заметно поднялось: он шутил, был весел, дружески похлопывал ближних бояр по плечам. И князья сдержанно гоготали, с почтением принимая расположение царя. Но вот с его губ слетела улыбка, и он грозно вопрошал:

– Где царица? Стольники, звали ли вы государыню к обеду?

Перепугались и бояре. Сколько раз приходилось им наблюдать эту перемену в настроении царя. Характер у Ивана что погода в осеннюю пору: приласкает солнце теплым лучом и вновь за темную тучку спрячется. И если грозен царь, то уж лучше согнуться сейчас, чем вообще без головы остаться.

– А как же, государь! Звали, – переполошился старший стольник. – Сам ходил матушку ко столу звать. Вот и место мы для нее приготовили по правую руку от тебя.

На столе стояли два кубка, один для государыни.

– Позвать ее еще раз! Или Настька думает, что царь у стольной палаты с поклонами ее встречать обязан? – Тяжелый посох с грохотом опустился на пол.

Бояре, перепуганные неожиданной яростью государя, метнулись из трапезной кликать царицу.

Иван Васильевич сел на свое место, и стольники с подносами уже бежали к нему. Царь взял огромный кусок белорыбицы.

– Вина красного! – пожелал Иван.

Дежурный стольник налил маленький стаканчик вина и вылил его в себя одним махом. Государь внимательно следил за тем, как расплывалось в удовольствии лицо отрока.

– Вкусна, царь, – заверил стольник, – так по жилочкам и разбежалась.

– Наливай!

Отрок опрокинул длинный носик кувшина прямо в кубок царю. Весело полилось вино, наполняя его до самых краев.

Бояре, посланные за государыней, виновато застыли у порога:

– Царица Анастасия Романовна сказалась больной и к столу прийти не может.

– Звать царицу! – сурово наказал Иван Васильевич. – Так и скажите: если не пойдет, как девку простую, повелю с постели за рубаху волочить!

Скоро появилась Анастасия. Лицо без румян, и сейчас она казалась как никогда бледной.

Иван опять сделался веселым. То и дело наказывал стольникам подливать вина и наливки, громко смеялся и без конца обращался к боярам:

– Ну, потешили меня медведи. Уважили своего хозяина! И пяти минут не минуло, как дюжину мужиков на землю положили! А тот детина, что в красном кафтане, руками пытался идти на зверя. Вот уморили! Да разве такую глыбину повалишь?!

Бояре вторили царю дружно, перебивая друг друга. Медвежья потеха запомнилась и им.