Жестокая любовь государя

А однажды, смеха ради, Иван Васильевич призвал к себе Захарьиных и Шуйских и во всеуслышание объявил: у кого будет больше пузо, того он и сделает конюшим. И бояре, вбирая в себя поболе воздуха, выпячивали животы, стараясь угодить государю. Этот день был праздником для челяди, которая сбежалась со всего двора и наблюдала за тем, как родовитые бояре дуются, красные от натуги.

Первым оказался Григорий Захарьин, который снискал похвалу государя, ему же остался и Конюшенный приказ.

С этого дня и начался самый разлад в Думе, которая вскоре разделилась на сторонников Григория Захарьина и Петра Шуйского.

Горячим приверженцем Петра Шуйского был Василий Захаров.

Думный дьяк приехал к боярину за полночь. На двор заезжать не стал, привязал коня у ворот и окликнул вратника:

– Ну чего гостя не встречаете? Отворяй ворота!

В пристрое для челяди вспыхнула лучина, а потом факел ярко осветил двор, и ворота отворились настежь. – Проходи, Василий Дмитриевич, коня твоего я на двор велю отвести. Чего ему подле ворот стоять! – оказал честь гостю хозяин. Не каждый думный дьяк на двор боярина с конем хаживает. – Татей в Москве полно, увести могут. Давеча тут видел двух бродяг, шастают из конца в конец! Надо бы Петру Ивановичу напомнить, чтобы стрельцов к дому приставил, а то ведь эти бродяги и хоромы подпалить могут. А тебя Клуша проводит, дожидается уже Петр Иванович. Эй, Клушка, чего гостя ждать заставляешь! Веди его к батюшке!

На окрик дворового выскочила девчонка-подросток, которая потянула Василия за рукав и потребовала:

– Идем за мной, господин!

Петр Шуйский встретил Василия у двери, приобнял за плечи и отвел в горницу.

Несмотря на поздний час, гостя дожидались: за столом сидел Иван Шуйский и лакомился парной говядиной. Федор Шуйский-Скопин сидел на лавке и гладил рыжего кота, который, подняв хвост, снисходительно принимал ласку.

– Проходи, Василий, чего же ты оробел? Свои здесь, – подбодрил хозяин. – Или братьев моих не узнаешь? Марфа, – окликнул Петр сенную девку, – налей гостю в ковш медовухи. – И, уже оборотясь к Василию Захарову, добавил: – Без хмельного пития никакое дело не зародится. Поговорим малость, а там и заночуешь у меня.

Василий ковшик с медовухой не допил – сделал несколько глотков, смахнул капли с усов и бережно поставил его на край стола.

Петр Иванович обхаживал думного дьяка, как девку – за плечики приобнимет, доброе слово на ушко шепнет:

– Давно у нас такого мудрого дьяка в Думе не было. Царь тебя затирает, все Выродкова нахваливает, но только куда ему до тебя! – Голая лесть Василию была приятна – улыбнулся он сладенько, а боярин продолжал: – Мы, Шуйские, всегда дружбой были сильны. Одного тронь, так другие все поднимутся. А кто с нами в ладу жить не желает, так мы его со света сживаем, а другов наших чтим, как братьев! – повернулся Петр к родичам.

Иван на мгновение оторвался от жирного куска, выковырял из середины косточку и метко швырнул ее в корыто.

– Верно, брат, стоим мы друг за дружку, как псы. Глотку разорвем любому обидчику.

– Верно говоришь, Петруха, – поддакнул и Федор, шлепком отшвырнув от себя в сторону кота.

– Вот увидишь, мы Выродкова уморим, тогда ты первый дьяк в Думе останешься. Ничто без твоего ведома не свершится.

– Спасибо, бояре. Чем же мне вас за такую честь благодарить?

Василий догадывался, что главный разговор будет впереди. Он с опаской смотрел, как кот стал полизывать ушибленный бок, и решил терпеливо дожидаться, что же скажут бояре далее.

– А чего благодарить? – удивленно расставлял руки в стороны Петр Шуйский. – Или мы не свои? Обижаешь ты нас, Василий Дмитриевич, – коснулась мягкая боярская ладонь острого плеча дьяка. – От души говорим – как же доброму человеку не помочь! Помянешь мое слово, ты еще окольничим будешь, – серьезно объявил Петр. – Вот такую шапку носить станешь!

– Спасибо, боярин, – искренне расчувствовался Василий, и глаз его невольно скользнул на табурет, на котором стояла величавая боярская шапка.

– Ты бы и завтра окольничим стал, вот только заковырка одна имеется, – сожалел Петр Иванович.

– Какая же, боярин?

– Захарьины все места позанимали! – осерчал князь. – В каждом приказе сидят. Как место окольничего освобождается, так они сразу своего родича ставят. Тем они и сильны! Вот как, Василий.

– Что же делать-то, Петр Иванович?

– Они вместе, вот и мы должны быть заедино! Тогда мы тебе и поможем. А знаешь ли ты, кто всему виной?

– Кто же, Петр Иванович?

– Царица!

– Анастасия Романовна? – искренне удивился думный дьяк, никак не ожидая такого поворота.

– Она самая! Это она Захарьиных во дворец привела. Не будь ее, так мы бы в приказах по справедливости заправляли!

Содрогнулся живот, подобно вулкану, исторгнув из нутра глубокий выдох, и Василий вспомнил, что дородностью Петр Шуйский лишь чуток уступил Григорию Захарьину. Если бы не эта малость, быть бы ему конюшим!

– Да ну?!