Жестокая сделка (ЛП)

Я стараюсь не думать о том, что все это должно означать для нас… мы с Найлом идем вместе к алтарю, насколько больше мне нравится возможный символизм этого, а не традиционный способ, которым я иду к нему. Если бы это была нормальная свадьба, я бы чувствовала, что это что-то значит, мы вдвоем вступаем в нашу новую жизнь бок о бок, но все это лишь средство для достижения цели, и я пытаюсь заставить замолчать свое романтическое сердце, перестать искать смысл в вещах, которые, безусловно, не имеют значения для него и не должны иметь значения для меня.

— Вы выглядите так, словно пришли на свадьбу, — говорит священник, разглядывая Найла и меня. Он выглядит примерно средних лет, немного лысеет и достаточно приятен: — но у меня ничего нет в календаре, особенно так поздно вечером.

— Это было спонтанное решение, — отвечает Найл с наигранной бодростью в голосе. — Ты можешь нам помочь, отец…

— Эрнандес. Отец Эрнандес. В таких вещах есть порядок, сынок, шаги, которые нужно предпринять, прежде чем произносить обеты…

— Да, я знаю, — говорит Найл. — Оглашение, консультации и все такое. Однако мы с моей девочкой оказались здесь в некотором затруднительном положении, и я хотел бы сделать все должным образом официально сегодня вечером. Я могу сделать так, чтобы это стоило твоего времени, отец.

Его девочка. Однако не только небрежность, с которой он это говорит, заставляет меня удивленно взглянуть на него, мое сердце замирает, хотя я знаю, что этого не должно быть. Подкупить священника? Я бы никогда не подумала о такой вещи, в конце концов, священники должны давать обеты бедности, но, к моему шоку, я вижу, как поведение священника мгновенно меняется.

— Ну, я полагаю, в определенных случаях могут быть сделаны исключения для соответствующего… пожертвования церкви. — Священник поднимает бровь. — О каком пожертвовании вы думали?

Найл выходит вперед, немного впереди меня, доставая из бумажника несколько купюр. — Этого будет достаточно, отец?

Глаза священника расширяются.

— Думаю, я мог бы принять вас сегодня вечером. У вас есть свидетели?

— Нет. — Найл качает головой. — Только мы вдвоем.

— Ну что ж. Я найду кого-нибудь в свидетели. Просто подожди здесь, — Деньги, которые Найл вручил священнику, исчезают в его кармане, и он поворачивается, спеша вдоль ряда скамей.

Я поворачиваюсь к Найлу, потрясенно глядя на него снизу вверх.

— Ты подкупил священника! — Я шепчу приглушенным голосом, и впервые с тех пор, как я в последний раз покинула гостиничный номер Найла, он начинает смеяться.

— Ты думала, священники выше взяточничества, Изабелла?

Мое лицо заливается краской, но я не думаю, что он смеется надо мной.

— Это грех, — говорю я ему с притворным возмущением, и Найл фыркает.

— Девочка, я думаю, что подкуп священника находится далеко внизу списка грехов, о которых нам нужно беспокоиться. Что касается меня, то я уверен в этом.

Я чувствую, как моя кожа теплеет при звуке знакомого прозвища. Он не называл меня так, кажется, очень давно, с нашей последней ночи вместе, и даже когда я напоминаю себе не придавать этому значения, это заставляет меня чувствовать, что он смягчается по отношению ко мне.

Когда священник возвращается с другим мужчиной, пониже ростом и более дородным, он встает перед нами, откашливаясь. Сейчас он одет в свою мантию и палантин и жестом приглашает нас подойти к алтарю.

— Отец Моралес будет свидетелем на свадьбе, — твердо говорит он. — Оформление документов может быть завершено в ратуше утром.

— Идеально. — Найл натянуто улыбается священнику. — Спасибо, что оказали нам услугу, отец.

— А как тебя зовут, сынок?

— Найл Джозеф Фланаган. — Найл расправляет плечи, стоя параллельно алтарю, а я стою перед ним, внезапно чувствуя себя очень маленькой и застенчивой в своем белом платье. Это совсем не похоже на свадьбу, которую я себе представляла, но я никогда не хотела той свадьбы, которую представляла.

Мы начали со спонтанной, запретной ночи вместе, и мы поженимся таким же образом. Когда Найл берет мои руки в свои грубые, и горячие ладони, обхватывают их, я чувствую, как меня пробирает дрожь. Трудно чувствовать, что это неправильно, даже после всего, что произошло, трудно не чувствовать, что все это привело нас сюда. Даже признавая свою роль в этом, то неправильное, что я совершила, сегодня вечером кажется, что нам суждено было стоять здесь. Когда я поднимаю взгляд на Найла, мои губы произносят слова Изабелла Лупе Сантьяго, когда отец Эрнандес спрашивает мое имя, я не хочу быть где-либо еще.

Больше всего на свете я желаю, чтобы он чувствовал то же самое.

Священник застывает, и я чувствую укол страха.

— Сантьяго? — Спрашивает он подозрительно, и мне приходится бороться с собой, чтобы не отреагировать. Конечно, он должен был знать, кем был мой отец.

Найл на мгновение отпускает одну из моих рук, лезет в карман и протягивает священнику еще две сложенные купюры.

— Продолжайте, отец, — коротко говорит он, и священник хмурится. На мгновение мне кажется, что он собирается взять взятку и все равно сказать нам убираться, но затем его плечи расслабляются.