Жестокие игры (Лира 2)

  Этого хватило не только для того, чтобы сместить конкурента, на что рассчитывал Йарра, но для полного уничтожения рода Дойер. Граф довольно потирал руки, Тимар, всей душой ненавидевший Советника, убившего его отца, наконец-то почувствовал себя отомщенным, а я получила рубиновое колье, непроходящее чувство вины перед Сорелом и жизнь Алана.

  - У него все хорошо, - сказал Тим. - Он служит матросом на 'Тироххской Деве'. Алан - умный парень, держу пари, через два-три года он станет помощником капитана.

  Я тяжело вздохнула, и вздох перешел во всхлип.

  - Не плачь, маленькая. Все закончилось.

  - Закончилось? - истерично засмеялась я. - Закончилось?

  - Лира... Что было между тобой и графом?

  - Все.

  Тим надолго замолчал. Отстранил меня, неловко поднялся.

  - Не очень-то это педагогично, но... Выпить хочешь?

  Так мы и сидели до рассвета. Пили сангрию, молчали, лишь время от времени перебрасываясь словами. Раньше Тим никогда не пил прямо из кувшина.

  - Он тебя... Он был груб?

  - Нет, - ответила я, не глядя на брата. О порке я тоже рассказывать не собиралась.

  - Хоть что-то, - пробормотал Тимар. - А если бы ты уехала, как я предлагал...

  -... то тебе тоже бы досталось, - перебила я. - Я ведь сбежала от него. Последние две недели я пряталась в Карайсе, но граф меня нашел.

  - Я не знал.

  Свечи оплыли и догорели, испятнав стол кляксами воска, едва заметный сквозняк из приоткрытого окна шевелил портьеры, шелестел бумагами на столе.

  - Ненавижу его, - сказала я, глядя на розовеющее на востоке небо. - Знаешь, как он меня называет? Кукла. Лярвина кукла.

  - Он Галию замуж выдал, - невпопад заметил Тим. - За кого-то из Младших Лордов.

  - Бедный ее муж, - посочувствовала я.

  - Угу... Дай, - отобрал у меня кубок Тимар.

  - У тебя же целый кувшин!

  - Кончилось, - буркнул брат. - Спать пойдем? - спросил он, когда стрелки часов добрались до цифры пять.

  - Да... Нет! Не хочу пока, - вспомнила я о трех хамах.

  - Ну, как знаешь, - зевнул Тимар.

  Я встала, с хрустом потянулась, разминая суставы. Тело просило движения, и я наклонилась, обняв колени, выгнулась назад, став на мостик, и, дурачась, зашагала каракатицей по комнате.

  - Может, Служителя вызвать? - фыркнул Тим. - Для обряда экзорцизма.

  Протянул руку, помогая распрямиться.

  - Пойду, разомнусь, - показала язык я.

  *

  На плацу, находящемся между внутренней и внешней стенами замка, никого не было - до побудки солдат еще далеко, и вся вытоптанная до каменной твердости, чуть присыпанная пылью площадка принадлежала сейчас мне.

  Сегодня я впервые буду танцевать одна, без Наставника.

  Стало страшно - а вдруг не смогу? Полгода прошло...

  Солнечные столбы, пробиваясь сквозь бойницы в восточной стене, частой решеткой прорезали двор. Смежив веки, я шагнула в сноп света и сложила ладони чашей, наполняя их теплом пробуждающегося дня.

  Пустыня... Яркое белое солнце и линялое небо цвета глаз Йарры, бубенцы и детский смех песчаных духов... Горячий ветер ласкает губы, и сотни мелких частичек кварца скользят по шее, груди, как тысячи поцелуев.

  Я тоже скучала. Боги, как я скучала!

  Дрожит раскаленный воздух над барханами, сгущается дымчатым шелком невесомой чадры, растекается миражами дворцов и башен в окружении финиковых рощ. А впереди, на вершине холма, безудержным белым пламенем горит оплавившийся стеклянный столб караванной тропы - моя точка равновесия.

   Пустыня щедро делится со мной покоем. Постоянством. Вечностью.

  Проходят годы, неторопливо ползут века, проносятся мимо смазанной лентой иллюзий реальности, но пустыня все та же. Яркое белое солнце и блекло-синее небо, медные бубенцы песчаников и миражи дворцов, темная полоса самума на горизонте и пульсирующая багряным точка моего покоя.

  *

  Тимар так и не добрался до спальни. Стены сдвигались и раздвигались, как крестьяне в своих топотушках, которые они называют танцами, пол бугрился, будто что-то выпирало из-под плит. Тим споткнулся раз, другой, запнулся больной ногой и шлепнулся на пол.

  - М-да... Кажется, я пьян, - пробормотал он, с трудом поднимаясь. - Ну, Лира...

  Держась за стену, Тимар вернулся в библиотеку. Наткнулся на книжный шкаф, свалил подсвечник со стола, едва не убился тяжелым креслом, почему-то опрокинувшимся от легкого прикосновения.

  - Л-ля-вин-дол! - Пропыхтел Тим, поднимая кресло и подталкивая его к окну.

  С высоты третьего этажа уже был виден рассвет, но двор, окруженный высокой, в четыре роста стеной, по-прежнему укрывал полумрак, рассеченный лишь лучами, пробивающимися сквозь бойницы. Лира стояла в одном из таких солнечных пятен - тоненькая, высокая, натянутая, как струна. Ладони горстью подняты вверх, глаза зажмурены, губы упрямо сжаты, и шапка неровно остриженных волос - наверняка, сама! - горит, как золотой шлем.