Жестокие намерения (ЛП)

Я продолжаю осматривать его, стараясь не обращать внимания на мягкое тепло, поднимающееся по руке от его прикосновения.

— Почему кто-то делает то, что ему нравится? — пожимает он плечами.

— Тебе нравится выбивать дерьмо из других? — я глажу поврежденное лицо свободной рукой. — Чувствуешь боль?

Его взгляд впиваются в мой, и на несколько мгновений воцаряется тишина, а затем он медленно кивает.

— Ты сказала мне в ту ночь, когда мы встретились, что хочешь почувствовать что-то настоящее. Чтобы не чувствовать себя под контролем. Чтобы чувствовать себя живой. — Я киваю, вспоминая тот день. — Иногда мне тоже нужно все это почувствовать.

— И бои помогают тебе?

— Да. — Он подносит мое запястье ко рту и целует чувствительную кожу.

На секунду я закрываю глаза.

— В ту ночь, ты знал кем я была?

В воздухе повисает напряженная тишина.

— Нет, — в конце концов признается он, глядя мне прямо в глаза. — Я узнал, кто ты такая, только несколько месяцев спустя.

Возможно, я покажусь полной дурой, но я ему верю.

— Почему ты ненавидишь моего отца?

Он отпускает мою руку, и холодная, жесткая пелена застилает темные глаза. Он сильно сжимает челюсть.

— Это разговор, который нам нужно провести с остальными. — Он встает и идет в свою спальню, как будто несет на плечах тяжесть всего мира. — Мне нужно понять, почему ты думаешь, что должна шантажировать собственного отца.

— Почему это имеет значение?

Он падает на кровать, прислоняясь спиной к изголовью, и я забираюсь рядом с ним.

— Сделай мне одолжение. И уважь мое любопытство.

Я откидываюсь назад и закрываю глаза.

— Всю свою жизнь я играла роль, притворяясь кем-то другим, и мне это надоело. Мысли о том, чтобы исполнять эту роль всю оставшуюся жизнь, сильно угнетают меня.

— Так вот почему ты была в море той ночью? Ты хотела покончить с жизнью?

Я открываю глаза и поворачиваюсь к нему лицом.

— Да, хотя это не было преднамеренным. Это была скорее спонтанная реакция, даже если она назревала в течение нескольких дней.

— Тогда почему? И почему ты была в Алабаме?

— Моя тетя только что скончалась. У нее был рак, — объясняю я со слезами на глазах. — Она единственная, кто когда-либо по-настоящему понимал меня и в каком аду я жила. Она восстала против этой жизни и сбежала. Она выбрала другой путь, следовала своим страстям, но никогда полностью не оставляла ту жизнь позади, потому что это не та жизнь, от которой ты когда-либо полностью избавишься.

Вот почему я так сосредоточена на шантаже отца, потому что это единственный способ по-настоящему освободиться.

— Она была последней связью с матерью. Единственный родственник, кроме Дрю, который любил меня без всяких намерений. Ее потеря опустошила меня. — Я держу при себе то, что она рассказала на смертном одре.

Он молчит несколько долгих минут, а я смотрю в потолок, задаваясь вопросом, к чему все это ведет.

— И чего же ты хочешь от жизни? — его голос звучит устало и приглушенно.

— Я не совсем уверена, за исключением того, что я хочу быть свободной, чтобы делать свой собственный выбор. — Я снова смотрю на него. — Я не хочу быть трофейной… женой. Стоять в сторонке и красиво выглядеть, пока муж трахает других женщин за моей спиной. Я не хочу терпеть жестокие слова и руки, притворяясь, что все замечательно. И я определенно не хочу рожать детей в определенные сроки, оговоренные в деловом контракте. — Я качаю головой. — Я скорее умру, чем буду жить такой жизнью.

— Тогда просто уходи. Я уверен, что у тебя есть трастовый фонд, — выплевывает он, его отвращение очевидно, и я этого не понимаю.

— Да он у меня есть, но почему это проблема для тебя?

— Я этого и не говорил.

— Тебе не нужно было.

Я сажусь немного прямее, внимательно изучая его лицо.

— Не смотри на меня так, — огрызается он.

— Как например?

— Как будто ты жалеешь меня.

Мой рот открывается и закрывается несколько раз, прежде чем я нахожу нужные слова.

— С чего бы мне тебя жалеть? Я просто пытаюсь понять, почему ты злишься. Твой отец богат, и я уверена, что у тебя тоже есть трастовый фонд, или он хочет, чтобы ты сам прокладывал себе путь в жизни? И должна сказать, что, если он это сделает, то чертовски его уважаю.

Он фыркает, его глаза сверкают, когда он сердито смотрит на меня.

— Ну конечно ты бы так и сказала! Потому что ты не знаешь, каково это-жить в бедности.

— А ты знаешь? — чувствую, как мой лоб сморщился, когда я смотрю на него. Я понятия не имею, о чем, черт возьми, он говорит.

Его грудь вздымается и опускается, и он стискивает зубы. Без предупреждения он вскакивает.

— Я больше не хочу об этом говорить.

Капризный ублюдок.

— Хорошо. — Я соскальзываю с кровати. — О чем ты хочешь поговорить?

— Мне больше не нужно ничего говорить. Я услышал достаточно. — У него громко урчит в животе, и я хмурюсь.

— Когда ты в последний раз ел?

— Что?

От моего вопроса на его лице появляется озадаченное выражение.

— Когда ты в последний раз нормально ел?

Я знаю, сколько еды требуется парням, а Кэм только что потратил тонну энергии, так что он, вероятно, умирает с голоду.

— Несколько часов назад. Я перехвачу что-нибудь после душа. — Пожимает он плечами.