Жестокие намерения

Видеть отца в таком состоянии нереально: каждый мускул, составлявший его внушительную фигуру, теперь — тень прежнего. Он привязан к паутине проводов и машин, чей писк — единственное напоминание о том, что он еще жив. У нас одинаковые глаза, одинаковое телосложение, одинаковые угрожающие пропорции. Но лежание на больничной койке уменьшает его рост.

Кэрри и Кей стоят в углу, прижавшись друг к другу. Они обе выглядят так, словно что-то скрывают. Я знаю, в чем секрет Кей, но как насчет секрета ее матери?

Почему я когда-либо ненавидел Кэрри? Потому что моя мать ненавидела? Потому что она — разлучница? Она никогда ничего мне не делала.

Мое измотанное сознание пытается разгадать тайну того, что Кэрри Пеннингтон когда-либо сделала, чтобы заслужить мой гнев, но ответа нет.

— Ты знала? — Мой голос эхом разносится по комнате.

Они вдвоем подпрыгивают, пораженные неожиданной постановкой вопроса.

— Знала ли я о чем? — Спрашивает Кей.

Я качаю головой.

— Нет, не ты. Она, — я указываю на свою мачеху. — Ты знала о Виктории?

Кэрри нервно покусывает нижнюю губу, и я помню, что Кей вела себя так же неуверенно. Несмотря на то, что их характеры различаются, я начинаю понимать, что делает их похожими. Из-за этого я сомневаюсь в себе, и мне это чувство не нравится.

— Я знала, что Малкольм женат, когда работал над моим делом. В его кабинете висели ваши с Викторией фотографии. Но день за днем они начали исчезать. К тому времени, как мы встретились, он скармливал мне все обычные реплики. У него была плохая семейная жизнь. Он разлюбил Викторию. Он разводился. Я просто… я повелась на них, потому что была в отчаянном положении.

Мне хочется встряхнуть ее и сказать, что она глупая, но она и так это знает.

— У нас с моим бывшим мужем не сложился брак. Поэтому, когда появился твой отец, я поверила бы чему угодно. Он был милым и симпатичным, и хорошо относился ко мне. Он никогда не смотрел на Кей как на кусок мяса. Он был хорошим человеком, Ксавьер. — Она на секунду замолкает и поджимает губы. — Прости, что я не приложила больше усилий, чтобы убедиться, что он говорит правду. Если бы я знала, я бы никогда не стала намеренно разрушать вашу семью.

— Ты не должна перед ним извиняться, — Кей свирепо смотрит на меня. — Ты мог спросить ее об этом при первой встрече, но вместо этого ты решил возненавидеть ее за то, что сделал твой отец. Ты винил ее, и до сих пор винишь.

Хотел бы я сказать Кей, что она неправа, но это не так. Кэрри, возможно, не знала всей правды, но она не невинна. Она знала, что у Малкольма есть жена. Даже если он через неделю после их знакомства сказал, что разводится с Викторией, Кэрри должна была отступить и подождать, пока он не станет холостяком.

— Я могу винить ее, — отвечаю я как ни в чем не бывало. — Знаешь ли ты, каково это — узнать, что твои родители, которые, по сути, любят друг друга, внезапно разводятся, потому что твой отец влюбился в одну из своих клиенток?

Кей крепко и решительно сжимает руку своей матери, словно пытаясь выдавить из нее каплю мужества.

— Нет, на самом деле, я не знаю, каково это, потому что мой отец умер, когда мне было пять. И следующий мужчина, назвавшийся моим отцом, был насильником. И мужчина после этого, — она смотрит в сторону кровати Малкольма, — мы оба знаем, что он ничуть не лучше.

Кэрри внезапно выглядит смущенной.

— Кей, милая, о чем ты говоришь?

— Ты ей не сказала? — Я ошеломлен. Кей рассказала своей лучшей подруге, что происходит с Малкольмом, но не сказала своей матери.

— Не сказала мне что? — Кэрри переводит взгляд с меня на Кей и обратно. — Что происходит?

Я закатываю глаза, потому что она снова это делает. Она ведет себя глупо. Она поверила всей лжи Малкольма, когда они встречались, и, бьюсь об заклад, она поверит в это снова, теперь, когда они женаты.

— Не прикидывайся дурочкой, Кэрри.

— Не называй мою мать дурой! — Перебивает Кей.

Тихий писк аппаратов, спасающих жизнь моего отца, напоминает о том, почему мы здесь. В воздухе витает напряжение и враждебность; Кей взглядом призывает меня сделать шаг.

— Знаешь, тупое яблоко недалеко падает от тупого дерева, — я указываю на Кэрри, а затем на ее дочь. — Ты думала, что придумаешь, как заставить Малкольма прекратить то, что он делал, хотя с самого начала должна была знать, что твои усилия тщетны. Он богатый кусок дерьма.

Кей раздраженно фыркает.

— И ты его сын. Кем это тебя делает?

— Умнее тебя, — я прищуриваюсь. — Потому что я знал, что нужно сделать, и был готов это сделать.

— И что же ты сделал? — Спрашивает Кэрри.

У меня раскалывается голова; такое ощущение, что кто-то воткнул нож мне в лобную долю.

— Перестань, Кэрри. Думаешь, он случайно оказался в таком состоянии? — Я указываю на покрытое синяками и побоями тело моего отца. — Ты смотришь на него и на меня и говоришь мне, что не можешь предположить, что произошло?

Ее щеки становятся ярко-красными, когда она набирается смелости ответить.

— Я знаю, что произошло между вами двумя, — заявляет она, указывая на нас с Малкольмом. — Но какое это имеет отношение к моей дочери?