Нетрудно также догадаться — что после этого письма подумал Сталин об этих любителях эпистолярного жанра, и не стоит это озвучивать. Уверен, своё вышеизложенное письмо Зиновьеву и Бухарину Сталин писал долго, напряженно, взвешивая каждое слово. И, зная «кавказский» характер Сталина, уверен — при выставлении конечного суммарного счёта в середине 30-х этим партийным «обывателям» он припомнил им и эту напряженную, нервную историю с письмом. Ибо то жаркое лето 1923 года было важным моментом, — перед грядущим столкновением формировались две «армии», две силы, для колеблющихся происходил момент выбора, происходил некий процесс сепарации, раздела, — во многом определяющий в будущем исход сражения. И кто какие фигуры перетащит на стартовую позицию — имело важное значение. Сталин понимал, что «Балаболка» — «Бухарчик» до такого иезуитского «хода» не додумался бы, — и эта идея «разбавить» Секретариат — полностью Каменева, или, возможно, подсказанная ему кем-то из его окружения или даже самим Троцким. И было понятно, что Зиновьев — это сильная политическая фигура, формально даже сильнее Сталина — руководит не только Ленинградом, но и пустившим щупальца в различные страны Коминтерном. В борьбе с вождём, с гигантом Голиафом — Троцким такую фигуру хорошо бы иметь на своей стороне, в своём лагере. И если Троцкий лишится такой фигуры, то урон для него будет большой, весьма ощутимый.
У зажравшегося Зиновьева всё есть, за что его зацепить?.. Шансов немного, но стоит попробовать его перетянуть на свою сторону. Подчиненная Апфельбаума-Зиновьева сотрудница Коминтерна А. Куусинен дала любопытную характеристику своему начальнику: «Личность Зиновьева особого уважения не вызывала, люди из ближайшего окружения его не любили. Он был честолюбив, хитер, с людьми груб и неотесан. Это был легкомысленный женолюб, он был уверен, что неотразим. К подчиненным был излишне требователен, с начальством — подхалим. Ленин Зиновьеву покровительствовал, но после его смерти, когда Сталин стал пробиваться к власти, карьера Зиновьева стала рушиться» (Куусинен А. «Господь низвергает своих ангелов», Петрозаводск, 1991.)
И Сталин поступил «гибко», играя на известном самолюбии и честолюбии Овсея-Герша Ароновича Апфельбаума-Зиновьева, — вначале, 22 сентября 1923 года на пленуме ЦК РКП(б) и на совещании ЦК с парторганизациями не Троцкому, а Зиновьеву доверили зачитать секретный доклад «Грядущая германская революция и задачи РКП». А затем при явной поддержке Сталина 25 сентября 1923 года на Пленуме ЦК Зиновьев был введен в Оргбюро.
Сталин оказался ещё и фартовым, — увлекшись подготовкой к очередному походу и обуреваемый гегемонскими страстями, Бронштейн-Троцкий влез со своим хамством, жесткими манерами и приказами в Коминтерн и фактически беспардонно оттеснил от руководства ранимого Зиновьева. Понятна возмущенная реакция амбициозного Зиновьева, который также не прочь был покрасоваться героем на международной арене. Таким образом, — обиженный Зиновьев «отсоединился» от Троцкого и присоединился к проявившему к нему уважение и симпатии Сталину и стал его союзником во внутрипартийной борьбе против Троцкого. А в этот период лучшим другом Зиновьева был Бухарин и, как всегда, — Розенфельд-Каменев, семья которого в 1904 году в Тифлисе приютила Сталина. Хотя есть трактовка, что Розенфельд-Каменев, будучи родственником Троцкого (был женат на его сестре), якобы встал на сторону Сталина в роли «крашенного» — «засланного казачка», но беглый секретарь Сталина Борис Бажанов утверждал о Каменеве: «В области интриг, хитрости и цепкости Каменев совсем слаб».
К концу сентября внутрипартийные «передислокации» — «перекартовки» улеглись и стал явно виден расклад — и вдруг оказалось явное преимущество Сталина. И как раз в это время в руководстве СССР заметили, что поляки и французы стали интенсивно готовиться к отражению очередного нападения Красной армии, — стало понятно: произошла утечка информации о подготовке, и неожиданно напасть на Польшу не получится, а отсюда вытекает много нерадостных выводов...
В этой ситуации, и в ситуации внутрипартийного перевеса Сталина, — Сталин с октября 1923 года перешел в наступление против последнего вождя революции — Бронштейна-Троцкого. Началась горячая партийная дискуссия — продолжать подготовку к мировой революции в Польше и Германии — когда вся эта операция потеряла секретность, и Красную Армию уже ждут подготовленные орудия и пулеметы Польши и Франции, или дать отбой, сворачивать подготовку и весь этот грандиозный план. Засланный в Германию Г. Пятаков 1 ноября 1923 года из Берлина докладывал Сталину: «Мы имеем 11000 винтовок, 2000 револьверов и по 11/2 сотни пулеметных пистолетов. Для меня ясно, что чем бешенее мы поведем атаку против с.-д., тем скорее этот процесс пойдёт. Меня очень беспокоит наше внутрипартийное положение в СССР. Только ради Бога не устраивайте драку — иначе тут всё пропадет. Если вы будете драться, то мы бросим работу здесь.» (С.С. Хромов. «По страницам личного архива Сталина», М., 2009 г.).