Жестокие романтики против кровавых гегемонов

На отдыхе на лечебных водах в Кисловодске в июле 1923 года «на природе» встретилась группа партийцев: Зиновьев, Бухарин, Евдокимов, Лашевич (председатель Сибревкома), Ворошилов и Орджоникидзе. И произошло так называемое с усмешкой — «пещерное совещание», на котором руководитель боевого Коминтерна Зиновьев закономерно выразил недовольство высказываниями Сталина против осуществления «мировой революции» и предложил присутствующим союз с Троцким против Сталина. Более того, — у Зиновьева была припасена мудреная заготовка — он предложил собравшимся способ ослабить растущее влияние Сталина: чтобы Сталина ослабить, необходимо сильно ослабить Секретариат ЦК, а чтобы это сделать, необходимо отобрать у Секретариата многие функции управления, либо необходимо размыть руководство введением новых членов, чтобы Сталин с ними поделился полномочиями, властью. Можно было без труда догадаться, — что за Апфельбаумом-Зиновьевым стоял очень занятой Бронштейн-Троцкий.

Сторонники Сталина Орджоникидзе и Ворошилов отвергли эту идею, и тут же в пещере «похоронили» это начало заговора против Сталина. В этой ситуации Апфельбаум-Зиновьев понял, что попал в затруднительную ситуацию, — понятно, что Сталину его предложение станет известным и ему придется со Сталиным объясняться, выкручиваться, и он решил упредить донос и заодно попробовать удачу — а вдруг Сталин согласится с его предложением. И Зиновьев решил намудрить: подговорил бестолкового «Балаболку» Бухарина на якобы «невинную» шутку, и 29 июля 1923 года они отправили из Кисловодска Сталину письмо, в котором написали:

«Два обывателя предлагают ввести в Секретариат для консолидации Зиновьева, Троцкого, Сталина». Сталин, скорее всего, недовольно хмыкнув, подумал — ничего себе шутки «обывателей», — ввести в мой Секретариат моего противника Бронштейна-Троцкого и его друга по Коминтерну. Размыть мою власть хотят и лишить её. У Бронштейна вся Красная армия и огромный авторитет вождя, а у меня авторитет поменьше и какой-то Секретариат, если на это соглашусь, то у Троцкого и Зиновьева будет и Красная армия и Секретариат, а с чем останусь я?.. Тоже мне — нашлись игроки (дальше, думаю, пошли не очень приятные эпитеты в адрес разомлевших от жары «обывателей»).

И Сталин, мудро-хитро ухмыльнувшись, оригинально и дипломатично им отвечает, в начале «скосив под простачка»: «Не пойму, что я должен сделать, чтобы вы не ругались. Было бы лучше, если бы вы прислали записочку — ясную и точную». Далее в ответном письме Сталин как бы между прочим легко и одновременно тяжко обвинил Зиновьева и Бухарина в попытке партийного разрыва и разрыва их дружной работы, дружбы: «Все это, конечно, в том случае, если вы в дальнейшем за дружную работу (я стал понимать, что вы не прочь подготовить разрыв, как нечто неизбежное). Действуйте, как хотите». Похоже, Сталин не только выдвинул серьёзное обвинение, но и не на шутку разозлился и психанул, дав ложную свободу и ответственность важного выбора, испугав этим здорово «обывателей» — авантюристов.

В последней трети этого письма Сталин миролюбиво решил сгладить вторую острую часть письма и дружелюбно ненавязчиво надавил на товарищескую и партийную совесть этих «обывателей» — «шахматистов» и с притворным «пофигизмом», как маститый актер, написал: «Дней через 8-10 уезжаю в отпуск (устал, переутомился). Всего хорошего.

Постскриптум. Счастливые вы, однако, люди. Имеете возможность измышлять на досуге всякие небылицы. А я тяну здесь лямку, как цепная собака, изнывая. Причем я же оказываюсь виноватым. Этак можно извести хоть кого. С жиру беситесь, друзья мои. И. Ст.».

Нетрудно представить мимику читающих этот ответ и переглядывающихся после каждой фразы этих кисловодских горе-мудрецов. Думаю, Сталин предугадывал ответ на его письмо, который был уже во многом спроецирован его письмом, но всё же волновался, ждал ответа. И «друзья» быстро поспешили закрыть тему: «Разговоры о разрыве — это же, конечно, от Вашей усталости. Об этом не может быть и речи. Куда вы думаете ехать отдохнуть? Привет».