Жестокий 2. Тебе не сбежать

– Замолчи, щенок! – рявкнул отец, уже поднимаясь из-за стола и упираясь в него кулаками.

– И я старался как-то это изменить. Думал, однажды ты меня заметишь. Признаешь, что я во всём лучше него. Но в тот день, когда твой сын сжёг меня с моей невестой только за то, что хотел её трахать, а ты ничего не предпринял, я понял, что это не изменится никогда. Я навсегда останусь ублюдком. Теперь у меня есть всё, в чём я когда-то нуждался. Я сам всё это заработал. Теперь наши дороги расходятся. Потому что мне больше неинтересно вам мстить. Вы больше никто. Вас нет.

Взглянул на Булата, всё ещё вытаращившегося на Машку, усмехнулся.

– Хочешь её? Забирай.

Машка вскинула на него охреневший взгляд.

– Имран!

– Что? Тебе какая разница, кто тебя ебать будет? Тебе же только бабло всегда было нужно. У моего брата его много. А что урод теперь, так ты не на рожу смотри, а в кошелёк. Так будет проще ноги раздвигать.

Она вскочила, бросилась к двери. Да, триумфа не вышло. Не на того поставила.

– Верни мне её. Злату мне верни, – прошипел Булат, на что Басаев запрокинул голову.

– А что такое, брат? Машку уже не хочешь? Или тебе принципиально нужно с моего хера бабу снять?

– Я тебя грохну.

– Ну-ка, хватит! Оба замолчали! Вам что, по борделю подарить, чтобы вы, наконец, угомонились?! Вы родные по крови братья! И грызётесь из-за двух шлюх, как недоразвитые пацаны!

Имран качнул головой, усмехнулся.

– Он не брат мне. А ты…

– Не смей, Имран! – отец схватил его за грудки, встряхнул. – Даже не думай это произносить! Хватит того, что ты предал нашу фамилию!

– Ты не отец мне. И никогда им не был, – оторвав от себя руки Шамаева-старшего, шагнул к выходу, зацепил взглядом Булата.

– Ты её не получишь. Она моя. Моей и останется. Как и всё, что я получаю.

***

Усадив меня в машину, сорвался с места, а я огляделась в поисках Машки. Ни Булата, ни отца Имрана больше не видела, и то, как Басаев вытащил меня из туалета и поволок к машине, заставило здорово испугаться.

– Где она? Маша где? – спросила у Имрана, а тот лишь нервно дёрнул головой.

– Уехала чуть раньше.

– Что там произошло?

– Ты проблевалась.

– Я не об этом. Просто что-то не то съела… Что там произошло, когда я ушла?

– Я всё решил.

– Что ты решил?

– Тебе не насрать?

– Имран… Пожалуйста. Объясни, что происходит? Зачем ты привозил меня сюда? Зачем привозил Машку?

– Забудь. Обо всём забудь, что было. Всё закончилось.

– Всё закончилось? – повторяю тупо и продолжаю его рассматривать. Басаев спокоен, но в воздухе чувствуется напряжение. О чём они там говорили? Обо мне? Вряд ли я такая важная шишка. Просто мальчики никак не поделят пальму первенства.

– Месть закончилась. Мои отношения с семьёй тоже. Теперь я весь твой, – скалится наигранно, притворяется, что ему на всё и всех плевать. Но это ложь. Самая настоящая ложь.

– Вот как? Поздравляю. Тогда, может, подкинешь меня до метро, и я пойду?

Мою шутку он заценил. Усмехнулся одним уголком рта.

– У нас с тобой всё только начинается, красивая. А сегодня мы с тобой гуляем, – тянется к моим ногам, но я уворачиваюсь, а он открывает бардачок. Достаёт оттуда бутылку с коньяком, выдёргивает зубами пробку. – Пей, – протягивает бутылку мне, а я сглатываю мгновенно подступивший к горлу ком. Хорошо, что блевать больше нечем.

– Я не хочу.

– А кто тебя спрашивает? Пей, сказал.

– Не буду! – отвечаю ему резко и громко.

Басаев отпивает из горла, затем делает ещё пару глотков, и я с тревогой замечаю, что стрелка спидометра ползёт вверх.

– Значит, залетела всё-таки, – заключает он и поворачивает ко мне лицо. А там такая ярость, что я от страха едва не сползаю по сидению вниз.

– Чччто? – в панике обдумываю, что теперь делать, но, похоже, уже слишком поздно. Он всё понял.

– Я наблюдал за тобой несколько дней. Тебя постоянно рвёт, ты не выносишь запах алкоголя и ешь всякое дерьмо. Ты залетела.

Губы начинают дрожать, и глаза мгновенно становятся влажными, щиплет сетчатку, и становится трудно дышать. Имран не требует от меня никаких ответов, продолжает одной рукой вести машину, второй подносит бутылку к губам.

– Ты в этом виноват. Вы с Машкой. Это вы подложили меня под Булата. Это из-за вас он меня изнасиловал, и этот ребёнок во мне тоже из-за вас, – не выдерживаю, всхлипываю, и плотину прорывает.

Он молчит. Как сволочь мерзкая, молчит и не говорит ни слова. Не пытается меня заткнуть или наорать. Просто пьёт и рулит. А я реву, захлёбываюсь слезами и понимаю, что ничего, вообще ничего не могу со всем этим поделать.

Когда я затихаю и прилипаю к стеклу, он сбавляет скорость, съезжает на обочину и делает несколько долгих, крупных глотков коньяка.

– Завтра отвезу тебя в клинику. Пусть вырежут его из тебя, – произносит тихо, но так уверенно, так беспощадно, что я сжимаюсь в комок и смотрю на него с диким ужасом.

ГЛАВА 31

В доме тихо. Не слышно ни звука. На столике стынет ужин, который принесла молчаливая домработница. А я в глухой прострации, в абсолютной темноте, сижу на кровати, обняв колени. И тихо вою от боли, что засела где-то глубоко под грудной клеткой.