– Правильно. Не стоит совершать непоправимых ошибок. Они нам ни к чему, да? Ведь ты знаааешь, – тянет с усмешкой, освобождая свой член и небрежно распахивая мой халат, – что от меня не сбежать.
– Знаю, – смотрю Басаеву в глаза, пока он стаскивает мои трусы.
– Тогда завтра мы начнём всё сначала.
И, отшвырнув моё бельё, раздвинул колени в стороны так широко, что я завозилась под ним от дискомфорта.
– Тихо, тихо, – прошептал, устраиваясь между моих ног, и подался тазом вперёд, проводя по раскрывшейся для него промежности своим большим, толстым членом.
Сымитировал толчок бёдрами и, снова прошёлся крупной, налитой головкой по клитору и половым губам.
– Пока не потечёшь для меня. Давай.
Я запрокинула голову, уставившись в потолок, и судорожно вдохнула, потому что Басаев снова проделал это своим членом, но на этот раз вжался сильнее, вдавливая головку в меня.
– Недостаточно мокрая, – отстраняется, и я с удивлением наблюдаю, как он опускается ниже и его рот голодно, алчно накрывает мой клитор. Судорожно сжимаю ноги, пытаясь свести их вместе, но Имран не даёт, надавливая на бёдра и прижимая мои ноги к груди, буквально складывая меня пополам.
Влажные движения его языка, будто разряды по самой чувствительной точке, и я не сдерживаю полувсхлип-полустон. Он лижет меня жадно, ненасытно, словно собирается сожрать. Проникает языком внутрь, довольно рычит.
– Вот так, – горячечный шёпот и сбивчивое дыхание, а затем он поднимается, и его член проникает в меня. Медленно, уверенно, глубоко. До самого основания, так, что выгибаюсь, насколько позволяет неудобная поза, и из горла вырывается хриплый стон. – Нравится?
– Дааа, – выпаливаю неожиданно для себя и зажмуриваюсь, когда вижу, как он победно ухмыляется.
Ненавижу себя за то, что дала ему повод радоваться. Ненавижу себя за слабость и страх, который испытываю перед ним. Ненавижу всё, что касается его. И понимаю, что этой ночью я должна всё сделать правильно. Иначе завтра моего ребёнка убьют, а я окончательно превращусь в бесправную рабыню.
ГЛАВА 32
Открываю глаза осторожно, стараясь дышать ровно и не выдать себя. Но это и не требуется. Имран храпит, как здоровенный боров, закинув под голову одну руку. Со второй дело обстоит сложнее – он ею меня обнимает за талию и довольно крепко прижимает к себе.
Вспоминаю Антона. Тот спьяну дрых, как сурок. Казалось, его танком не растолкать. Но то Антон. С пьяным Имраном я ещё не спала. В прошлый раз он проснулся ни свет ни заря и поймал нас с Егором. В этот раз я ошибки допустить не могу. Пострадает не только ребёнок у меня в животе. Пострадает ещё и Машка. Кроме неё, у меня больше никого не осталось. И даже если я не смогу её простить, она всё равно останется той, которая была мне за маму, за папу и даже за Деда Мороза в новогодние праздники.
Убираю с груди Басаева руку, осторожно выпутываюсь из объятий. Он отпускает меня, но храп прекращается, и я замираю, уставившись на него во все глаза. В слабом свете ночника вижу, как подрагивают его ресницы. Но через пару секунд он снова начинает сопеть, а я тихонечко соскальзываю с кровати. Быстро натягиваю на себя первые попавшиеся вещи, достаю из заначки припасённую на этот случай наличку и иду к двери. По пути останавливаюсь у стола, хватаю нож для фруктов. Не знаю зачем, просто делаю. А когда кладу ладонь на ручку двери, слышу сзади какой-то шорох.
– Далеко собралась? – хриплый ото сна голос Басаева заставляет вздрогнуть.
Нет… Неужели снова? Неужели я никогда не выберусь из его логова?
– Я… Попить хочу.
– Вода на столе, – судя по тому, что голос его звучит совсем рядом, приближается.
– Да? А я не… – не успеваю повернуться к нему лицом, как тяжёлая рука хватает меня за шею и с силой впечатывает в дверь.
– Вижу, ты всё-таки сделала неправильный выбор, – стальным обручем его пальцы блокируют мне доступ кислорода, и я понимаю, что это всё.
Либо сейчас я пойду ва-банк, либо мне конец.
Сжимаю рукоять ножа сильнее и с хрипом от удушья вонзаю тонкое, длинное лезвие в его грудь. Прямо в сердце.
Он хмурит брови, медленно опускает взгляд на нож и судорожно выдыхает. А вдохнуть, судя по всему, не может. Выпускает меня из своих рук и так же медленно опускается на колени.
– Сука. Ты маленькая сука, красивая, – со стоном заваливается на пол, а я прижимаю руки ко рту. Руки, которыми только что убила человека. Не человека, нет… Басаева. Я убила Имрана Басаева.
Кровь из его раны начинает вытекать на паркет, а лицо приобретает серый оттенок. Глаза смотрят прямо на меня, а я зачем-то жду, что он моргнёт, но этого не происходит.
Имран мёртв.
Я плохо соображаю, что делаю в следующие несколько минут. Какое-то время стою и чего-то жду, хотя понимаю, что всё кончено. С ним. Но не со мной. Я ещё должна уйти отсюда. Должна сбежать. Иначе… Что будет теперь, я не знаю и боюсь об этом думать.
В любом случае я не останусь прежней. Ведь я теперь убийца. Я убила человека. Только что. Вот этим ножом, этими руками.