Жестокое царство

И она принимается с силой топать ногами. Листья разлетаются веером, превращаясь в прах. Схватив попавшуюся ветку, она ломает ее пополам. Ей кажется, столько шума мог бы наделать слон, а не женщина. Отойдя от Линкольна довольно далеко, она издает отрывистый вопль, который, как ей кажется, разнесется в разные стороны. Потом она протяжно и громко выдыхает. Больную руку она крепко прижимает к животу, продолжая топать ногами, но двигаясь как можно быстрее. И хотя она хочет привлечь к себе их внимание, умирать она не собирается.

Она слышит, как мужчины неуклонно идут за ней следом, производя много шума. Она чувствует удовлетворение. Ее обуревают жажда крови и страх.

Она проходит мимо вольера слонов, и слева от нее вырастает ничем не примечательное многоэтажное здание с вывеской, написанной крупными буквами: «ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ЦЕНТР КРУПНЫХ ЖИВОТНЫХ». В лунном свете сияют серебристые водосточные желоба и железная крыша. Джоан продолжает решительно продвигаться вперед, натыкаясь на листья и ветки. Проходит мимо низко висящей гирлянды фонарей в виде тыкв. Колено у нее пульсирует, и она думает об учительнице, ее скованных движениях, представляя себе, что женщина спряталась за каруселью. Она вспоминает, как ее теребила Кайлин. Ей не хватает тепла девушки, и ее даже не раздражала бы глупая болтовня. А какие у девушки чудесные волосы, как рыжие развевающиеся ленточки.

Если Линкольн заметит светящийся огонек – а он такой любопытный, – пошевелится ли он? А если к нему подползет какой-то жук и он отпрянет? Или он вообразит, что услышал ее голос? Она слабеет, ее одолевает страх, и она ускоряет шаг. Она вспоминает о мусорном баке, прочном и надежном. Вспоминает, каким удобным ребенком был ее сын: хорошо ел, быстро засыпал. Однако время от времени он начинал без умолку плакать, и она не могла успокоить его. Она вспоминает, как на нее накатывало дикое раздражение и она на миг воображала: что, если я закрою его в кладовке и оставлю там? Что, если мать того младенца испытывала это в тысячу раз острее – ужас, изнеможение и злость – и в минуту слабости оставила ребенка и убежала? Разве Джоан не в состоянии это понять?

Нет. Не в состоянии.

Но что, если тогда бандиты подошли к ней близко, как и сейчас? Что, если та, другая мать спрятала ребенка и попыталась увести убийц от него? Что, если так? Джоан представляет себе бегущую женщину с пустыми руками и развевающимися волосами.

Она была несправедлива к той женщине.

Под ногами на земле что-то мягкое. Листья, труха и сосновые иглы, но потом она наступает ногой в сандалии на что-то другое, что-то такое, от чего у нее перехватывает дыхание. Что-то мягкое и материальное – безошибочное ощущение плоти и мышц. Она отскакивает назад, но потом догадывается: что бы это ни было, оно слишком мало для человека. Вглядываясь в землю, она видит в полумраке треугольник крыла и круглую головку.

Птица. Мертвая птица.

Как-то они взяли в библиотеке книгу о древних греках и их спорте. Линкольн рассказал ей, что в те времена в хоккей играли мертвой птицей, и, когда команда забивала гол, птица оживала и улетала.

Линкольн. Она заставляет себя двигаться дальше.

Она слышит китайские колокольчики.

Однажды, когда дядя вез ее на машине за город, она обнаружила, что поворотник выпевает мелодию, в точности подходящую к скороговорке, которую она только что выучила, – ехал Грека через реку, ехал Грека через реку, и было настолько ясно, что поворотник выпевает именно эти слова. И вот теперь китайские колокольчики вызванивают имя Линкольна, как и шуршащие у нее под ногами листья, – Лин-кольн, Лин-кольн, Лин-кольн.

У нее получилось. Теперь бандиты далеко от Линкольна. Однако она не подумала вот о чем: как она сможет избавиться от них? Нельзя приводить их обратно к Линкольну. И она даже не уверена, что они по-прежнему преследуют ее. По сути дела, она их больше не слышит, возможно, из-за шума собственных шагов и тяжелого дыхания. Она останавливается.

Ничего. Ничего, кроме шелеста листьев и звона китайских колокольчиков.

Она останавливается ненадолго. Возможно, мужчины отстали, а возможно, по-прежнему выслеживают ее. Как бы то ни было, она уже слишком долго вдали от сына. Ей надо пробираться к нему. Если она заметит следы их присутствия, то может изменить маршрут.

Трудно строить планы, пробираясь между деревьями и сквозь заросли ежевики. Трудно ориентироваться. Какую тропинку выбрать? Все деревья одинаковые. Но вот, касаясь плечом чешуйчатой коры огромной сосны, она слышит журчание ручья. Она заблудилась и не знает, какая тропа ведет к внешнему забору, а какая назад, к Линкольну, но уверена, что ручей направит ее в нужную сторону. Шум воды поможет замаскировать ее шаги, а увидев того висящего паука, она поймет, что сын где-то рядом.

В этой части леса темнота более полная. Джоан больше не различает землю и замедляет шаг, потому что боится подвернуть ногу.