Байнеберг – это прежде всего программный идеолог с холодным характером, которому не хватает обаяния харизматичного лидера. Тёрлес, напротив, оказывается в группе, поскольку, будучи меньшим, младшим и слабым, он примеривается к первым ролям[130]
. В свою очередь склонность Райтинга к жестокости основывается вовсе не на неясном или спонтанном аффекте. Так, во время разговоров в их секретном убежище ни разу не говорится о гневе на вора. Скорее, необдуманный поступок Базини, направленный на поддержание аристократического статуса, дает уникальную возможность для серии экспериментов, которые он должен покорно переносить. Отныне Базини полностью отдан на милость своих товарищей-тиранов. То, что совершается сейчас под покровом тайны, – это символический обмен, передача души и тела в обмен на молчание. Никто не узнает о кражах Базини, если он полностью подчинится группе Райтинга. Прежде незаметный и безупречный одноклассник теперь становится объектом изучения, червем, подчиненным власти других, бессильным существом, которое может выбирать только между двумя различными формами унижения и мучений – официальной, что означает его исключение из элитного учебного заведения, и другой, то есть насилием сокурсников, наслаждающихся его беспомощностью и его психологическими и физическими мучениями. В этом случае главное – это необходимость страданий другого, а мотив мести, в котором все еще присутствует момент реципрокности, является лишь предлогом. Тот, с кем жестоко обращаются, утрачивает статус человека. Жестокость – это то, что делает человека, причем не преступника, а жертву, презренным: «А потом он снова начал умолять меня. Он готов повиноваться мне, делать все, что я ни пожелаю, только бы я никому об этом не рассказывал. За это он буквально предлагал мне себя в рабы, и смесь хитрости и жадного страха, трепетавшая при этом в его глазах, была отвратительна»[131].Когда «инфернальная» троица наконец берет товарища под опеку, запускается спираль насилия, которую предвидел Тёрлес, самый умный и слабый из всех: «Возможна эта клетушка… Тогда возможно также, что из этого светлого, дневного мира, который он только и знал до сих пор, есть какая-то
Есть два момента, которые делают Базини чужим. Прежде всего это итальянское имя. Можно возразить, что школа-интернат была учреждением, где воспитывалась транснациональная элита империи Габсбургов, в том числе люди с итальянскими фамилиями или родословной. Однако, например, то, что главари группы носят немецкие имена и называют товарища польским именем Джюш, указывает на динамику инаковости[133]
. Кроме того, подчеркиваются «женственные» черты Базини. Он похож на женщин «с миленькими кудряшками на лбу». Немужской и, как следствие, девиантный тип в стесненных условиях казармы становится презираемой женщиной.Сейчас уже понятно, какими будут дальнейшие повороты сюжета. Женственный Базини, который хотел доказать свою мужественность, посетив Божену, невольно превращается в «женский» сексуальный объект главаря группы. Последний тем самым становится морально уязвимым, если только два других товарища не участвуют в акте изнасилования, в принудительной близости с четвертым. У Райтинга на первый план явно выходят гомосексуальные наклонности, а у Байнеберга – желание мучить другого, чтобы поддержать свое шаткое самолюбие. В контексте романа сексуальность выступает как нечто желанное и в то же время презираемое. Принудительные гомосексуальные действия усиливают эту вирулентную смесь. Ведь, по сути, те, кто отдается сексуально – женщина, проститутка, мужчина, – становятся объектом максимально возможного презрения. Если пренебрежение к женщине основано на ее сексуальном поведении, слишком агрессивном в данном дискурсивном контексте, то гомосексуалисту отказывают в признании, поскольку он, мужчина, открыто занимает сексуальную позицию женщины. Хуже того: он, который мог бы быть полностью мужчиной, явно предпочитает быть «женственным». В этом отношении жестокие действия, которые трое совершают над четвертым, усиливают существующее в них презрение. Это, в свою очередь, открывает двери для еще более жестоких нападок. Байнеберг, идеолог, в духе времени представляет постницшеанскую расу господ, когда говорит: «Что касается Базини, то его, я полагаю, жаль не будет ни в каком случае. Выдадим ли мы его, поколотим ли или даже удовольствия ради замучим до смерти. Ведь я не могу представить себе, чтобы в замечательном мировом механизме такой человек что-либо значил»[134]
.