Жезл маршала. Василевский

   — На днях у него примет дела генерал Попов, — произнёс Верховный.

   — Надо ли менять командующего в канун сражения? — возразил Василевский. — Генерал Рейтер — вояка опытный, но медлителен и слишком доверчив к комдивам, а их надо постоянно держать под контролем. Такой у него стиль работы.

   — Я не против того, чтобы у командующего был свой почерк, — заметил Верховный. — Возьмите генерала Рокоссовского: разве он похож, скажем, на Ватутина или Конева? Но эти военачальники добиваются успеха в сражениях, а генерал Рейтер ещё ничем нас не порадовал. Стараться быть самим собой, — продолжал Сталин, — значит быть волевым, а воля, как говорил Энгельс, определяется страстью или размышлением, чего как раз и не хватает Рейтеру. Что, станете возражать?

   — Нет, в ваших словах истина!

   — Вы похвалили меня устами Мехлиса. — По лицу Сталина пробежала тень. — А мне похвала не нужна, она, подобно ржавчине, разъедает душу. Кстати, два-три дня поработайте в Генштабе, а потом полетите к Попову и поможете ему войти в курс фронтовых дел. У вас есть вопросы?

   — Да нет, я вот о чём подумал, — смутился Василевский. — Скоро начнутся бои на Курской дуге, и было бы здорово, если бы союзники открыли второй фронт! Тогда немцы вынуждены были бы часть сил снять с советско-германского фронта на запад Франции.

   — Пока они ограничиваются операциями против незначительных сил вермахта, — заметил Сталин. — Правда, когда мы обороняли Сталинград, английская 8-я армия генерала Монтгомери[17] разгромила войска генерала Роммеля под Эль-Амейном. Это было нам на руку. И когда я буду писать Черчиллю очередное послание, непременно с похвалой отзовусь о Монтгомери. Уверен, что когда союзники откроют второй фронт, а сделать это им придётся, как бы господин Черчилль ни юлил, этот генерал станет играть в операции не последнюю роль...

(И действительно, в июне 1944 года при высадке десанта союзников через Ла-Манш в Нормандии — открытие второго фронта — Монтгомери умело руководил войсками союзников и наступлением их до пределов Сены, за что и был награждён советскими орденами «Победа» и Суворова 1-й степени. Ордена Монтгомери и генералу Эйзенхауэру[18] по распоряжению Сталина в 1945 году в штабе Эйзенхауэра во Франкфурте-на-Майне вручил маршал Жуков. Тогда же по приглашению Сталина Эйзенхауэр со своим сыном посетил Советский Союз, его сопровождал Жуков. Фельдмаршал Монтгомери побывал в СССР лишь в 1947 году; в первый же день приезда начальник Генштаба Василевский устроил ему приём.

Василевский уже был дома, когда ему позвонил Сталин. Он спросил, как в Генштабе прошёл приём фельдмаршала.

   — Всё хорошо, Иосиф Виссарионович, Монтгомери остался доволен. Я преподнёс ему русский сувенир — бекешу на беличьем меху и генеральскую папаху из серого каракуля. Он очень обрадовался подарку.

   — О войне беседовали?

   — Да! Вспоминали оборону Москвы, Сталинградскую и Курскую битвы, ну и конечно же штурм Берлина. Фельдмаршал высказал мне одну просьбу...

   — Какую?

   — Он хочет увидеться с вами. Я сказал, что это решать вам.

   — Может, дать обед в честь высокого гостя в Большом Кремлёвском дворце?

   — Это было бы хорошо. Всё-таки Монтгомери сейчас начальник имперского генерального штаба. Он признался мне, что Черчилль не советовал ему ехать к нам: мол, это наш вероятный противник в будущей войне.

   — Этот рыцарь «холодной войны», наверное, уйдёт на тот свет с лютой ненавистью к Советам, — выругался Сталин. — Но Монтгомери я приму.

На обед в честь фельдмаршала Монтгомери в Большой Кремлёвский дворец пришли партийные и государственные деятели, военачальники. И вот в зал вошёл Монтгомери, на нём была бекеша и папаха. Василевский растерянно смотрел на гостя.

   — Я оделся в русскую бекешу и папаху, чтобы меня увидел генералиссимус Сталин, — улыбнулся гость. — Так что прошу не сердиться.

   — Пожалуйста, господин фельдмаршал, как вам лучше, — тоже улыбнулся Василевский.

Наконец в зал вошёл Сталин и члены правительства. Вождь засмеялся, глядя на Монтгомери.

   — Что это такое? — спросил он Василевского.

Но ответил фельдмаршал:

   — Я желаю, чтобы вы, господин Сталин, увидели меня в русской форме! Можно с вами сфотографироваться? На память...

   — А что, для истории пригодится! — улыбнулся Сталин. — Пожалуйста, подойдите ко мне...

Фотограф сделал своё дело.

   — А теперь, товарищи и господа, прошу к столу! — пригласил Василевский.

На другой день фельдмаршал Монтгомери улетал в Англию. На аэродроме он был в той же бекеше и папахе, приняв рапорт начальника караула. Василевский не сомневался, что русский сувенир пришёлся маршалу по душе. — А.3.).

Глава пятая