Жезл маршала. Василевский

Из-за туч выкатилась круглая, как арбуз, луна и всё вокруг залила холодным мерцающим светом. На переднем крае в эту ночь было тихо, лишь изредка небо прошивали трассирующие пули. Казалось, немцы стреляют наугад, для испуга. Маршал Василевский в защитного цвета куртке неторопливо шёл вдоль окопов, откуда слышался говор и смех бойцов. «Скоро тут завоет свинцовая метель, снаряды вспашут землю», — грустно подумал он. Командующий фронтом генерал Попов на ходу давал ему пояснения, где и какие дивизии расположены, какие участки заминированы. Худощавый, чуть сутулый, он слегка пригибался, чтобы не быть обнаруженным снайперами. У блиндажа, где располагался штаб, они остановились.

   — Ну что же, Маркиан Михайлович, твоими войсками я доволен, — подытожил Василевский, завершив проверку. — Так и доложу Верховному. Опыт у тебя есть, лихость бьёт через край. Будем надеяться, что свою задачу ты выполнишь.

Глаза у Попова заблестели:

   — Да уж постараюсь, Александр Михайлович...

Василевский вернулся в штаб фронта продрогший. Только выпил чаю, как ему позвонил полковник Кальвин.

   — Я полагал, что ты собрал материал о героях-лётчиках и уже укатил в Москву! Что-что? Ах, у тебя важная новость! Где ты? В сорока километрах от меня? Давай, Оскар, приезжай!

Вскоре к штабу подкатил «Виллис».

   — Привет, Саша! Хорошо, что ты рядом оказался, а то худо дело...

Василевский пригласил его в комнату. Оскар молча развязал рюкзак и вынул из него кусок серого полотна, покрытого лаком: лак потрескался и местами отвалился. Запахло бензином и ещё чем-то.

   — Что это? — спросил Александр Михайлович.

   — Кусок обшивки с крыла самолёта Як-9, — пояснил Оскар. — В полёте обшивка трескается, отстаёт от фанерного крыла истребителя и самолёт теряет свои боевые качества. В авиаполку, откуда тебе звонил, все машины вышли из строя. А ведь они недавно поступили с завода! Я мог бы дать критическую статью в свою газету, но военный цензор её задробит. Вот я и докладываю тебе как начальнику Генштаба.

Василевский был потрясён увиденным. «Скоро начнётся сражение под Курском, но из-за недостатка истребителей оно может сорваться!» — подумал он.

   — Вот что, Оскар. Садись за стол и пиши на моё имя рапорт, в котором изложишь факты, — сказал отрывисто Александр Михайлович.

Оскар рапорт написал. Василевский прочёл его и позвонил в Ставку. Поскрёбышев ответил, что товарищ Сталин отдыхает. Маршал попросил разбудить его, но Поскрёбышев отрезал:

   — Доложите ему утром!

   — Что вы себе позволяете? — повысил голос Василевский. — У меня срочное донесение!

Ждать пришлось недолго, и в трубке раздался сиплый голос:

   — Что там у вас стряслось?

Василевский, сославшись на рапорт полковника Кальвина, сообщил Верховному трагедию с самолётами. Вождь был возмущён.

   — Кто это сделал? — крикнул он и, не дождавшись, что ему скажет начальник Генштаба, резко бросил: — Вылетайте в Ставку!

   — Всё слышал? — спросил Василевский Оскара, когда положил трубку. — Я сейчас лечу в Москву, возьму туда и твой рюкзак с трофеями. Может, и ты со мной полетишь?

   — Я ещё не собрал материал о герое-лётчике для очерка.

В самолёте Василевский всю дорогу дремал. А когда подрулили к зданию аэровокзала, он легко спрыгнул на землю. Июнь в Москве выдался прохладным, ночью густо выпадала роса, а когда из-за горизонта выплывало рыжее солнце, она серебрилась на листьях кустарников, казалось, что кто-то рассыпал ртуть. Встретил Василевского начальник Оперативного управления Генштаба генерал Штеменко, недавно назначенный на эту должность по рекомендации Александра Михайловича. Он молодцевато взял под козырёк.

   — Не думал увидеть тебя здесь, Сергей Матвеевич, а то бы привёз с фронта грибов, в лесу их там уйма! — весело сказал начальник Генштаба, здороваясь с ним. — Грибы — твоя слабость. Об этом мне говорил маршал Шапошников, когда на полигоне перед войной мы смотрели стрельбу танков Т-34.

   — До войны, бывало, как наступит выходной день, я хватал ведро и мчался в лес по грибы. — Штеменко крутнул ус. — А сейчас нам не до грибков...

Маршал сел в машину рядом с водителем, а Штеменко устроился на заднем сиденье.

   — На Курской дуге тихо? — спросил он.

   — Пока тихо, в небе лишь рыскают фашистские стервятники, — отозвался Василевский. — В апреле под Обоянью я попал в такой переплёт, что, как вспомню, холодок по телу бежит. Ма шину, в которой я ехал на аэродром, атаковал «мессер».

(В тот раз машину вёл шофёр Жукова лейтенант Бунин. «Под Обоянью, — рассказывал он, — я вёз на полевой аэродром не маршала Жукова, а маршала Василевского. Были сумерки. Камуфлированная под снег машина выделялась на весеннем, уже пожелтевшем шоссе, и «мессершмитт» полоснул по нам трассирующими. Спрятаться негде — голое место. Я стал маневрировать... Василевский потом сказал Жукову: «Спаслись благодаря твоему шофёру». Эти слова Георгий Константинович передал мне как большую награду». — А.3.).

А вот и Генштаб. Василевский вошёл в свой кабинет и, не раздеваясь, позвонил Сталину.

   — У меня сидят виновники авиационной аферы, так что приезжайте!