Жезл маршала. Василевский

   — Ты у меня спрашиваешь? — усмехнулся Сталин. — Это я должен задать тебе такой вопрос! — Он встал из-за стола и подошёл к Берия. — Это парусина с крыла самолёта-истребителя. С нового самолёта, — подчеркнул вождь. — Три сотни таких машин с завода доставлены в авиачасти под Курск, но летать на них, а тем более вести воздушные бои с противником нельзя. Нитрокраска не держит парусину, в воздухе её с крыла срывает встречный ветер, и истребитель становится неуправляем. Заводской брак, Лаврентий!

   — Это похоже на диверсию! — воскликнул Берия.

   — Ты разберись по долгу своей службы и мне доложишь! — Сталин кивнул на рюкзак. — Забирай его к себе. И знаешь, кто раскрыл эту, как ты выразился, диверсию? — Он взял со стола рапорт Кальвина на имя начальника Генштаба и вручил своему подопечному: — Прочти!

Глаза Берия пробежали рапорт.

   — Полковник Оскар Кальвин? — удивился Берия. — Странно!

   — Да, тот самый Кальвин, отец которого живёт в Париже! — ехидно произнёс вождь.

Берия сложил в рюкзак куски парусины и завязал его.

   — Могу я переговорить по этому делу с маршалом Василевским?

   — Не смей отвлекать его! — резко сказал Сталин. — В районе Курска назревают большие события, и отвечают за них два маршала — Жуков и Василевский.

   — Оскар Кальвин — его друг, и мне хотелось бы кое-что у него выяснить.

   — Полковника Кальвина тоже не трогай, он наш! — Сталин прошёл к столу и сел. — Крепко же ты меня подвёл, Лаврентий. Честное слово маршала Василевского оказалось для меня дороже досье, которое состряпали твои подопечные на Лубянке!..

В это утро Ватутин проснулся, когда небо на востоке набухало синью. На переднем крае за всю ночь не раздалось ни одного выстрела, и он хорошо поспал. Едва умылся, как дежурный по штабу доложил, что прибыл маршал Василевский.

   — Да ты что! — Ватутин схватил с вешалки шапку и выскочил во двор.

Василевский как раз вылез из машины. Вскинув руку к головному убору, Ватутин начал было рапортовать, но маршал с улыбкой прервал его:

   — Я знаю, кто ты, Николай Фёдорович, и знаю, чем занимаешься. Скажи лучше, почему такой грустный?

   — Всё гадаю, почему фрицы не наступают, чего они ждут? Может, начнём первыми?

   — Наберись терпения! — осадил его начальник Генштаба. — Начинать первыми мы не будем!

   — Тогда я доложу своё мнение Верховному, — загорячился Ватутин.

   — Пожалуйста, Николай Фёдорович, это твоё право как командующего.

Предложение Ватутина заинтересовало Верховного, о чём он сообщил маршалу Василевскому, позвонив ему:

   — Я поручил Ватутину доложить свои соображения по Воронежскому фронту. А вы передайте командующему Юго-Западным фронтом генералу Малиновскому моё распоряжение также прислать в Ставку свои намётки. С Жуковым в отношении Центрального фронта генерала Рокоссовского я переговорю сам.

Василевский сделал так, как приказал Верховный, однако но мог скрыть своего раздражения.

   — Задал ты нам лишнюю работу, Николай Фёдорович, — разжал губы Василевский. — Верховный любит, когда ему подбрасывают идеи, но эти идеи, дружище, должны быть реальными, а не вроде дутого шара. Подул ветер — и такой шар лопнул, как мыльный пузырь. — Начальник Генштаба помолчал. — Порой выдержки тебе не хватает, оттого и мельчаешь.

Ватутин почувствовал, как к лицу прихлынула кровь, но ничего не ответил.

В ночь на 22 июня Сталин вновь вызвал Василевского в Стаи ку. Едва тот вошёл к нему в кабинет, как он спросил:

   — Молчат немцы? Я всё ещё волнуюсь, будут ли они наступать? Может, согласимся с предложением генерала Ватутина и начнём первыми?

   — Я категорически против! — покраснел Александр Михайлович. — Данные разведки свидетельствуют о том, что немцы всё ещё стягивают свои войска. А коль так, они наверняка начнут наступление!

   — Жуков тоже говорит, что надо подождать, — глухо уронил Верховный.

Прошла ещё одна напряжённая неделя. В ночь на 2 июля в Генштаб поступили новые сведения о противнике: не позднее 6 июля враг начнёт наступать! «Наконец-то дождались», — подумал Василевский, ознакомившись с данными разведки. Он тут же подготовил директиву, которая информировала командующих фронтами о том, что «немцы могут перейти в наступление в период с 3 по 6 июля». Доложил Сталину. Тот прочёл документ и подписал.

   — Генерал Антонов пусть передаёт директиву фронтам, а вы вылетайте на Воронежский фронт! — приказал Верховный начальнику Генштаба.

Вернулся Василевский на КП штаба фронта рано утром, но Ватутин не спал.

   — Директиву получил? — просил его Александр Михайлович.

   — Так точно! — весело отозвался Ватутин. — Я лично предупредил всех командиров дивизий, так что мы готовы к удару...

На другой день после полудня на участке Воронежского фронта немцы предприняли разведку боем. Их попытка вклиниться в передний край обороны была отбита. Разведчики взяли в плен «языка». Пленный немец на допросе сказал, что всем солдатам выдали на руки сухой паек, шнапс и завтра, 5 июля, «наши войска станут крушить оборону большевиков».

Ватутин долго стоял в раздумье, потом обратился к Василевскому: