Жиган

Пока корнет обживался в полку, началась война с германцами и австрияками. В середине июля, не дожидаясь окончания лагерных сборов, полк был зачислен в состав Второй гвардейской кавалерийской дивизии сводного кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта Гусейна Хана Нахичеванского, входящей в Первую армию генерала от кавалерии Ренненкампфа. Восемнадцатого июля четырнадцатого года лейб-гвардии драгунский полк последний раз прошел парадным маршем перед великой княгиней Марией Павловной, приехавшей в Петергоф попрощаться с полком, и больше в свои казармы не возвращался…

Весна семнадцатого года застала славный подвигами лейб-гвардии драгунский полк под командованием полковника Сергея Яковлевича Гребенщикова в городе Остроге. Здесь же третьего марта полк получил известие о государственном перевороте и отречении государя императора от престола. Вести из столицы, что приносил адъютант Горбатовский из своей канцелярии, были одна мрачнее другой. А летом восемнадцатого года полк был расформирован.

«Что делать дальше?» Такой вопрос встал перед всеми офицерами полка. И многие ответили на него, согласно присяге: «Бороться».

Тайными тропами поручик Голенищев-Кутузов вместе со своим командиром ротмистром Римским-Корсаковым и несколькими офицерами полка перебрались через оккупированные немцами и австрияками территории и отправились на Дон, где их догнали другие офицеры полка. Вскоре все десять офицеров лейб-гвардии драгунского полка представлялись главнокомандующему Добровольческой армии генералу от инфантерии Лавру Георгиевичу Корнилову. И все они после недолгой проверки были зачислены во взвод конной разведки Сводно-гвардейского пехотного полка полковника Дорошевича и отправлены под Армавир в Третью пехотную дивизию генерал-майора Дроздовского.

Уже первого октября полк Дорошевича в количестве тысячи штыков принял участие в штурме Армавира и в результате кровопролитных боев потерял ровно половину своего состава. Убиты были сам полковник Дорошевич и еще тридцать два офицера, среди которых четверо были старшими сослуживцами поручика Голенищева-Кутузова по лейб-гвардии драгунскому полку.

После окончания Второго Кубанского похода Добровольческая армия объединилась с Донской армией и вошла в состав Вооруженных сил Юга России под общим командованием генерал-лейтенанта Деникина. Взвод конной разведки, командиром коего стал поручик Иван Викторович Голенищев-Кутузов, пополнившись гвардейскими унтер-офицерами из драгун, вырос в эскадрон, которым командовал все тот же Голенищев-Кутузов, получивший летом девятнадцатого года чин штаб-ротмистра.

А потом были Северный Кавказ и Крым. Эскадрон штаб-ротмистра Голенищева-Кутузова получил приказ идти в атаку и с ходу взять казачий хутор близ станицы Черненькой. Саженей сто проскакали без единого выстрела со стороны красных. А потом застрочил пулемет. Верно, подпускали ближе, чтобы бить наверняка.

Конь под Иваном сначала встал на дыбы, а потом повалился на землю. В правой стороне груди стало вдруг горячо, будто на нее пролили кипяток. И пришла темнота…

Глава 4 Хуторок в лесу

– Очнулся, ваше благородие? Это хорошо, – донесся будто издалека чей-то хрипловатый голос. – Я – следователь особого отдела Крымского ревкома. Допросить мне тебя надобно, офицерик. Кто ты да что. Чтобы потом в расстрельный список тебя внести. – Щетинистое лицо расплылось в ехидной улыбке. – А то товарищам из Ревкома не ндравится, когда неизвестных расстреливают. Говорят – непорядок это…

– Он еще слишком слаб, чтобы говорить, – услышал Иван женский голос откуда-то сбоку.

– Тебя, мамзелька, не спрашивают. И до тебя доберемся, кто ты да что. Опосля как с энтими вот разделаемся.

– То, что вы говорите, противоречит Женевской конвенции, которую признала Россия. И царская, и ваша, Советская. Раненые не могут считаться пленными и вместе с медицинским персоналом госпиталей являются неприкосновенными и нейтральными лицами, независимо от того, на чьей стороне они находятся.

– Грамотная? Ну-ну, повидали мы таких…

– Уходите, все равно сегодня вам не удастся допросить раненого.

– Это почему?

– Вы же видите, он только что пришел в себя и пока не в состоянии говорить.

– А когда сможет?

– Дайте хотя бы неделю.

– Ско-о-олько? Два дня! Я приду через два дня!

Иван снова провалился во тьму, плотную как вата, отчего трудно было дышать. Такое состояние длилось очень долго. Потом вдруг появился свет, предстали неясные очертания стен, потолка и занавешенного одеялом окна…

– Очнулись наконец?

– Где я?

– В госпитале.

Иван повернул голову и увидел женское лицо в белой косынке, ниспадающей на плечи, наподобие монашеской. На сером платье белый передничек с нагрудником, на котором вышит красный крест. Такое одеяние носила его сестра Ольга…

– Куда меня?

– В грудь.

– Ранение тяжелое?

– Как вам сказать… Вы потеряли много крови.

– Ясно.

Значит, госпиталь. И он в руках красных. Это означает, что Крым пал. И большевики победили… Неужели все кончилось? Обидно…

– Вам не надо разговаривать, – сказала сестра милосердия. – Вы еще очень слабы.