Жиголо

В освещенном пятачке жеманничают две худобы с крыльями лопаток. Судя по ужимкам это либо топ модели, либо порнозвезды. За старинным деревянными аппаратом на треноге мельтешит человечек, потный, лысоватый и потертый временем. Похож на птицу кондор, обитающей в североамериканских прериях и каньонах.

Фотограф-стервятник работает с огоньком, чувствуется, что занят любимым делом.

- От Голощекова, - обращает внимание на меня. - Прекрасно-прекрасно. Вижу, Аркаша внял моим советам. Михаил Соломонович плохого таки не насоветует.

Позже выясняется, что Аркадий Петрович присылает частенько некондиционный материал для высокохудожественной съемки, считая, видимо, заказчиц экзальтированными дурами.

- Должна быть стать, мальчик, - утверждал мастер, начиная работать со мной, - целеустремленность, сила, напор, арктический холод айсбергов и африканская страсть... Левое плечо поднимаем, голубь, правое опускаем. Прекрасно! Но что за глаза? Я не вижу в глазах пылу-жару! Нет-нет это не пыл. Дима, вы когда-то любили? Внимание!..

Вспышка! Такое впечатление, что меня вытолкнули из пыльной тяжелой завесы на театральные подмостки и на потеху зрителю. Ослепленный софитами и страхом, я пялюсь в мрак шумного зала, позабыв реплику, которую учил сутками напролет - до умопомрачения.

- Прек-р-р-расно! - грассирует фотограф. - А теперь, голубь, попрошу вашу вещь!

- Какую вещь? - не понимаю.

- Как какую? Самую корневую, голубь, - и мелковато хихикает, - из-за которой мы, собственно, все собрались.

Я высказываю сомнение, сумеет ли в новых условиях мой организм держать достаточно высоко марку.

- Дмитрий, будьте проще, - требует папарацци. - Вы же профессионал?

- Но не до такой степени?

- Полюбопытствуйте журнальчиком, прекрасные журнальчики, как бикфордовы шнуры, - предлагает выход господин Хинштейн. - Не хотите? Если кредитоспособны, тогда приглашаю Монику Левински.

- Кого? - открываю рот.

Мастер хихикает: ту, которая способна поднять мой потенциал, как ракету, до невозможных высот, как это уже однажды случалось в истории трудолюбивого североамериканского народа.

- Эй, Моника, время работать, - кричит в сумрак мансарды. - За пятьдесят зелененьких она тебя, голубь, в Царствие Божiе... - И, закатив семитские глазки, признается. - Вообще, это наша Натуся Порывай из Полтавы, но мастерица-ца-ца...

Появляется знакомая мне барышня с тупоумным выражением на упитанном либеральном личике. Я чертыхаюсь: действительно, похожа на любительницу сочного чизбурга с берегов Потомаки. Девица из малороссийского хлеборобного местечка крепкой челюстью, кроша на себя, пережевывает тульский пряник с безразличием неумного дитя:

- Шо такое, Михайло Соломоновичю?

- Нет уж, - говорю тогда я. - Лучше будем читать журнальчик.

Надо ли говорить, что из фотостудии выпал с глубоким чувством удовлетворения, что сумел таки полезное дело сделать с профессионалом, который, как когда-то командование в солдатской бане, подивился природе, матери нашей создательнице.

- Молодой человек, - сказал старый стервятник, - у вас большое будущее, это я вам говорю. Чего того Миха на этом свете не видал, а вот такого, прошу прощения, богатства! Вы будете иметь успех в высшем обществе. М-да!

Черт знает что! Не хватало из меня делать героя нашего времени, покоряющего с помощью своего личного ледоруба заоблачные высоты высшего света. Конечно, новые времена - новые ценности, но не до такой степени, господа.

Потом договорившись, что на следующий день я сам зайду за фотографиями, отправляюсь восвояси.

Мое появление в родном доме вызвало разные чувства. Baн Ваныч с похмелья решил, что я взял валютный пункт обмена и потребовал за молчание две бутылки родной. Они тут же явились перед его люмпенским носом, что окончательно убедило отчима: дело нечисто.

- Дымок, но я молчок, - убеждал он. - На атасе я завсегда готов стоять! Атас - рабочий класс!

- Вот именно: рабочий класс, - сказал я и попросил найти мне автомобильчик на ходу.

Мать пустила слезу: ой, сынок, по той ли дорожке идешь, не по кривой ли? Катенька прыснула от смеха: наш Митек, как денди лондонский одет. В ответ я счастливлю её импортной кредиткой на мороженое.

Как мало нужно для счастья: кому-то бутылку родниковой, кому-то остров с пыльными кипарисами, кому-то власть всласть, кому-то любовь...

Когда-то я любил девочку. Как жаль, что она погибла, если бы этого не случилось, мы бы повенчались в церкви и жили счастливо. Жили счастливо? Неуверен. Как можно быть счастливым в несчастливой стране?