Жил-был мозг

– Зачем им столько силы? На что они её потратить хотят?

– Отколь я знаю. Мало ли?! А вдруг татары с монголами напасть вздумают? И вообще, кто ж от силы дармовой откажется? Так что иди, Ванюша, по добру по здорову, пока ночь не настала, а мне поесть чего плотского не вздумалося.

Сказала так и заперлась в своём нелепом доме на утиных ногах. Запечалился Иван, закручинился. Скрестил руки на груди, и только хотел сложить ноги на лисапедов руль и отправиться по миру богов, куда глаза глядят, как богиня нелепостей его окликнула обратно.

– Ванюша! А мешок-то свой я жду от тебя непременно, а ежели решишь ослушаться, то и кольца тебе не видать, и Марьянку я твою к себе заберу, и работой занудю, мне как раз прислуги не хватает. А Федоту, дружку своему, передай, что он мне тут ни за чем не сдался. Возраст, знаешь ли уж не романтический, а хозяйство я и сама вести могу.

Ещё сильнее закручинился Иван. Ехал он, ехал, по сторонам не глядел, о Марьюшке думал, о Федоте, но пуще всего размышлял Иван о том, из чего ему мост соорудить. Лисапед, тем временем, привёз его к краю божественного мира, где стоял светлый терем тамошнего светила, оно как раз домой возвращалось. Иван, подождал, пока оно в тереме лучи радужные скроет, и, подбодряясь, постучал кольцом железным о ворота.

– Заходи, Иван! – откликнулось в распахнутое окно светило. Иван вошёл и оробел, не приходилось ему прежде со светилом говаривать.

– Ну, здравствуй Иван! Зачем пожаловал?

– Хочу я мост старый порушить, – щурясь при ярком свете, стал объяснять Иван, – мост между человеческим миром и миром богов. А после – новый соорудить, но иначе.

– Что значит, иначе?

– А так, чтобы люди, пусть даже и душегубцы треклятые, не стояли в нём заместо кирпичей, ни души, ни тела их. Но не ведаю, как это сотворить. Может, совет дашь?

– И зачем тебе это надобно стало?

– Невеста моя ждёт моего возвращения, ждёт, что я кольцо ей верну, которое богиня нелепостей забрала себе. Сказала она, что отдаст кольцо, как только я ей мешок верну с людскими нелепостями. Да только мертвецы меня не пустили на землю. Вот я и задумался: зачем же такой мост надобен, если по нему одни только боги ходят, безобразничают, а и исправить те безобразия невозможно. Светило взглянуло на Ивана эдак с прищуром и ответило:

– Не боги это вовсе, а – разбойники! Добро, помогу я тебе. Мне и самому до боли надоело лицезреть тако кровопролитие. Да только и ты, Иван, мне поможешь. Было время, когда все слышали моё слово. Теперь же оно не ведомо людям, потому как тот же мост лежит между нами. Ежели тебе удастся уговорить убийц простить друг друга, сила чёрных заклятий тотчас же иссякнет и мост падёт. Ты людям мои первые слова и передашь.

– Говори, Светило.

– Пусть они новый мост не поганят: матерные слова на нём не царапают, ложью души свои не сквернят, подсказок не ждут, но сами допытываются что правда, а что кривда. А чтобы рабскую лямку сбросить, пусть себе дело по душе подберут.

– Светило, передать-то я слова твои передам, да только гарантии не имею, что народ их услышит, даже если я их кричать им в ухо начну.

– Ты, Иван, главное, скажи, а, как и что, я с каждым сам разберусь.

– Добро, Светило!

– Что ты заладил: Светило, да Светило… Ясень меня зовут!

– А теперь, – велел Ясень, – отправляйся на старый мост и скажи мертвецам, что покой душам своим они получат, как только прощения испросят друг у друга. И коль скоро они это сделают, тут же, не медля, призови меня, я как раз к тому часу вновь в обходе буду, иначе тебе не сдобровать.

– Как же с богами, то бишь, с разбойниками быть? Они ведь с моста глаз не спускают.

– Ещё как спускают, да только я один об этом ведаю, больше никто. Тайна это их великая. Есть час, когда все боги до единого засыпают, не могут они в этот час бодрствовать, природа у них такая. Он как раз скоро наступит. Так что ступай, поторапливайся, ты должен будешь успеть до их пробуждения.

Вскочил Иван на Федотов лисапед, скрестил руки на груди, закинул ноги на руль и понёсся скорей к мосту. Встал лисапед как вкопанный прямо посередине моста и зателикал звоночком, чтобы все мертвецы слышали. Ну, Иван откашлялся, горло прочистил, и поведал убийцам дрожащим голосом, кои продолжали колоть и резать друг друга, как им с этого самого момента обресть мир и покой на душе. Ощерились мертвецы и ну давай надрывать кишки над Иваном и его речью, а после продолжили своё занятие. А те, что были ближе, обратили к нему свои обезображенные рожи, протянули руки, чтобы стащить его с лисапеда вниз и там порешить, как это у них, у мёртвяков принято.

– Иди к нам, Ванюша, мы над тобой потешимся, а затем поглядим, каково тебе самому захочется потом прощевать свово душегуба!

Тянутся они к Ивану, никак не могут ухватить, уж больно ноги высоко задраны. Тут только Иван понял, почему дед Федот велел ему ноги на руль каженый раз класть, когда он через мост ехать соберётся. Жаль только, что мертвяки шины на лисапеде попортили, в крошку искромсали. Вдруг петухи первые хрипло заголосили. Испужался Иван, что не успеет порушить мост до того, как боги пробудятся.