Жил-был мозг

Соскочил с лисапеда и давай прыгать и скакать по головам убийц. Ошалели мертвецы от такой наглости, оставили поножёвщину и, принялись всем скопом ловить Ивана, подсобляя друг другу. А Ивану только того и надо было, он скоренько пробежался туда – обратно и на лисапед свой заново запрыгнул. Тут только мертвецы увидали, что пока они за Иваном гонялись, друг друга резать, да колоть перестали.

А уж коль скоро ничто более их не связывало между собой, мост рассыпаться начал. Испугались мертвяки, что как были неупокоенными, так и останутся во веки вечные. Вспомнили, о чём им давеча Иван говорил, стали друг у друга прощение скоро вымаливать: прости, мол, нашло что-то, околдовали, сам не ведал, что творю…

Обрадовался Иван, что душегубы одумались, повинились, слез с лисапеда и начал руки им всем израненные пожимать. Увлёкся маленько, забыл о чём с Ясенем договор был, разбойные боги тем временем пробудились и увидели, что моста больше нет, уж он рассыпался безмала весь, что мертвецы, прощённые, один за другим с лёгкостию разбредаются по их небесному оазису. Отяжелели от злобы и ненависти божественные руки, головы и души. Собрали они свою силу неземную, какую накопить сподвиглось, и обрушили всю без остатку на бедного Ивана, со всей яростию, на какую только способны были.

Стоял Ванюша на тот момент на самом верху моста и, как только злобы богов его коснулись, вместе с лисапедом завертелся в страшном урагане. Вспомнил он про Ясеневый указ, призвать его, сразу, как убивцы покаются друг перед другом. Но понял, что опоздал. Чудилось ему, что разорвало его на мелкие кусочки и развеяло ветром по миру.

Радужные лучи Ясенева света пробили толщу небесного круговорота, сомкнулись в дружные ряды и выстроились в новый гигантский радужный мост. А Иван где стоял до того, как его ураганом закрутило, так там же и продолжил стоять. Увидали боги-разбойники, что ничего у них не вышло, пожалели, что израсходовали всю мочь, не подумавши. Не под силу им теперь сокрушить сияние Ясеневого моста и Ивана на нём.

Иван, тем временем, по мосту, сотканному из лучей, а не крови человеческой, на Федотовом лисапеде в земной мир благополучно вернулся. Бросились небесные злодеи за ним следом, да не тут-то было, мост, перед ними рассеялся, в капли превратился. Стали тогда они проклятие всякие выкрикивать ему вдогонку: чтоб он помер, чтобы век ему Марьи своей не видать. Да только Ваня их не слушал, какой дурак придаст значения словам, вылетевшим сгоряча?! Первым делом, он к Марьюшке побежал, рассказал, что договорился с богиней, и что колечко она ему отдаст, как только он ей мешок с нелепостями вернёт. Марья как узнала, что милый должен взратиться к богам, горько зарыдала.

– Не ходи, Ванечка, без тебя – хоть помирай, а кольцо ты мне и другое подаришь.

Тут Иван всё ей рассказал, что богиня нелепостей грозилась на веки вечные забрать Марью к себе и разлучить их безповоротно, если он просьбу её не выполнит. Не ведал он, что радужный мост перед небожителями исчез, и что богиня уж вовек не сможет спуститься на землю, чтобы забрать Марью. А раз не знал, то и делал то, что обещано. Вот собрался он и отправился по Марьиной наводке собирать нелепости с подружек, которые те из мешка повытаскивали и разобрали по домам. День, два, неделя проходит, а Ивана всё нет. Будто деревня небольшая, и подружки по соседству живут. Марья волнуется, стряслось что.

Побежала она искать любимого, кого ни встретит, всех расспрашивает. Приятелки отвечали, что все до единой нелепости они с великой радостию вернули в мешок обратно, и даже ещё и своих положили вдобавок. Осталась только крайняя нелепость у той самой Алёны, которая всё время спала на ходу и которую люди «избранной богами» называли. Она жила на самом краю деревни.

К мешку-то как раз она последняя доплелась, вот и досталась ей самая что ни на есть тяжёлая человеческая нелепость – зависть, да не простая зависть, которую можно в раз от себя отпустить, а расколотая на кусочки. Разбилась она, когда богиня мешок с себя скидывала. Может, потому девушки и не стали её сломану подбирать. И покуда Алёна соображала также медленно, как и передвигалась, то никак не могла узреть, отчего ж она свой покой с тех пор потеряла. И как только на пороге она Ивана-то увидела, тут же поняла, что хочет себе такую же любовь, как у Марьи.

Заходит Марья к Алёне, смотрит, а Иван спит крепким сном на Алёниной постеле. Марья зовёт его, а он не слышит, не просыпается. Поняла Марья, для чего боги избрали Алёну, чтобы злость свою выместить, чтобы та зельем его опоила. Вот Марья и говорит:

– Мне, Алёна, вернуть надобно все нелепости богине, иначе она меня к себе заберёт на веки вечные. Где тот мешок, что Иван с собой принёс?

Алёна тем временем в сорочке на кухне сидела и сладостями живот набивала.

– Мешок – у порожка, а нелепости тут где-то по дому разбежались. Забирай, коль задастся.