Жил-был один писатель… Воспоминания друзей об Эдуарде Успенском

Иллюстрировать Эдуарда Успенского мне не довелось. Но читал я его всегда с удовольствием, мы вращались в одной журнально-издательской среде, имели общих друзей и знакомых, да к тому же и жили в одной деревне. Эдик был яркой личностью, незаурядной и очень активной! «Задумчивая лень» была ему несвойственна категорически. Он всё время что-то организовывал, доказывал, спорил, ругался. И на помощь ему всегда приходил его секретарь и друг, специалист по авторскому праву Толя Галилов. А Эдик был как кипятильник, который погрузили в кастрюлю с водой, сразу от него «шли пузыри», он начинал «булькать» и многих людей вокруг вовлекал в это «кипение». Он не передвигался, а носился. Мне кажется, что его невероятные сюжетные построения тоже результат какого-то внутреннего «бульканья» и «вспышек». В результате получился неожиданный, единственный в своём роде писатель. Надо же придумать такую сказку – живёт в обычной квартире крокодил, курит трубку, в общественном транспорте ездит на работу, а работает в зоопарке – крокодилом… Трогательная, светлая, и, в общем, очень серьёзная история о дружбе, о материях высоких. А почтальон Печкин, а дядя Фёдор! А пёс и кот! А Тр-тр Митя, наконец!

Успенский охотно участвовал в коллективном творчестве, если соавторы тоже были люди «булькающие», как остроумнейшие Хайт и Курляндский. В наше село Троицкое Эдика привёз Витя Чижиков – тот жил здесь уже несколько лет. Эдик купил опустевший дом и приезжал работать, хотя долго у нас никогда не задерживался: ему нужна была частая смена обстановки. Она включала в нём какие-то творческие силы.

Успенский сразу же стал авторитетом у сельских ребятишек. В крыше своего сарая он проделал отверстие, вставил туда оконную раму, и под нею установил стол для пинг-понга. Когда приезжал дядя Эдик, пацаны толпой бежали к нему и паслись у него целыми днями. Он разговаривал с ними по-командирски сурово, и они слушались его беспрекословно. Мальчишки осваивали его пинг-понг, а Эдик стучал на машинке, время от времени кидая короткие реплики кому-нибудь из своих спутников – он никогда не приезжал один. Да к тому же обычно привозил собаку и ручную галку Кралю в клетке. Кажется, иногда брал с собой и попугая.

Однажды мы с этой галкой чуть не устроили пожар, только не в Троицком, а в другом доме Успенского, на станции Клязьма. Я очутился там проездом. В доме помимо меня находились Эдик и Толя Галилов. По комнате свободно летала галка Краля. Вела она себя благопристойно, безбоязненно садилась людям на плечи, приятно так когтиками скребла.

Села она на моё плечо, заглядывает сбоку умным серым глазом. Я, конечно, умилился, утратил всякую бдительность. А она клювом выхватила у меня изо рта горящую сигарету и улетела. Дом деревянный, все стены в открытых книжных полках, масса рукописей, папок, связок бумаг! Как писал Шергин: «Ах да руками мах!» А она исчезла в этих бумажных дебрях, и когда мы стали кричать и вопить, вылетела уже без сигареты. Бог миловал, возгорания не произошло, а могло бы полыхнуть! Мы, кажется, уже даже стояли с полными вёдрами наготове…

Успенский был очень популярен у финских читателей, и Витя Чижиков заслуженно разделял его успех как иллюстратор. Оба они побывали в Финляндии по приглашению крупного финского издательства. Это издательство помимо Эдика издавало и других советских авторов – например, нашего генсека Брежнева с его военными воспоминаниями. Успенский в интервью финским газетам благодарил издательство за то, что оно издаёт его и, как он выразился, «нашего уважаемого президента». «Я посетил книжные магазины, – говорил Эдик, – чтобы узнать, как расходятся мои книжки. Мне это не всё равно. И я увидел, что расходятся они лучше, чем воспоминания нашего уважаемого президента. И я понял, почему. Это потому, что их не иллюстрировал художник Чижиков!»

Была и у меня одна замечательная поездка с Эдиком. Я сидел один в своём троицком доме, рисовал Блока. И вдруг объявляется Эдик – он вёз народ на север, в Ферапонтово, где у Юрия Коваля была изба. Тогда Коваль ещё машиной не обзавёлся, так что Эдик играл роль возничего. Всего в машине было пять человек: сам Эдик, Юра Коваль, Толя Галилов, фотограф Виктор Усков и тогда ещё молодой писатель Саша Дорофеев. Все места были заняты, и я вслух позавидовал: как, мол, вам хорошо – весна, конец апреля, солнце в зените, в Ферапонтово едете… Хоть бы на коленях у вас улечься! И вдруг Толя Галилов великодушно уступает мне место, езжай, а я Эдика в его избе подожду. Я начал лепетать, что, мол, понарошку сказал, но меня быстро уговорили.