Читаем Жил-был один писатель… Воспоминания друзей об Эдуарде Успенском полностью

Совсем недавно в гостях у Вити Чижикова вспоминали Эдуарда Николаевича и припомнили те самые картонки про Веру и Анфису. Это были короткие истории, которые Успенский потом развернул, дополнил и сложил в целую книгу. В 80-х вышли три книжечки, а ведь была и четвёртая, её Витя не успел даже начать рисовать, поскольку линию картонных изданий прикрыли за нерентабельностью, а потом и рукопись затерялась. Столько лет прошло, и автора уже нет, но у меня в голове что-то застряло, и мы вместе с хозяином дома восстановили тот самый первоначальный короткий вариант. Выглядело это примерно так:

В городской порт прибыл корабль, гружённый бананами (на периферии они были дефицитом). И Верина школьная учительница решила провести такой «показательный» урок: она посадит Веру и Анфису перед большой связкой бананов, Анфиса, ясное дело, сразу схватит банан и станет его уплетать. И тогда учительница спросит: «Дети, кто, по-вашему, более развит – обезьяна или человек?» И дети дружно скажут: «Человек!» «Правильно, а почему? А потому что человек не станет первым хватать еду, да ещё руками – во-первых, неприлично, во-вторых – негигиенично!»

Однако так уж вышло, что жители города, накупив бананов, стали дружно носить их Анфисе. «Наверное, думают, она по ним тоскует, как мы по солёным огурцам». А Вере бананов почти не досталось, поскольку она свои тоже отдавала Анфисе.

И вот начался урок. Вынесли бананы. А бедная Анфиса до того ими объелась, что смотреть на них не может. А Вера наоборот, тут же схватила один, очистила и вмиг съела. «Ну вот, дети, – машинально говорит растерявшаяся учительница, – кто более развит, обезьяна или человек?» И дети хором: «Человек!» «Почему?» – удивилась учительница. «А человек соображает быстрее!»

И вот таким образом первый урок по теории Дарвина не сорвался, а наоборот, прошёл очень удачно…


В нашей редакции, когда мы сидели в проезде Ольминского, над моим столом висел плакат художника Акопова «Боровск», замечательный по простоте замысла: десять рядов деревенских окон с резными наличниками по десять в каждом ряду – и всё. Зашёл Успенский, увидел – «Ох, какой плакат! А почему он здесь?» Объясняю – я, дескать, наполовину тамошний, у меня там жена, и дети там же родились, живут круглый год. «Так я, говорит, в Боровске часто бываю – пригласи, заеду!» – «Конечно, милости просим, только дом у нас старый-престарый, со всеми удобствами во дворе…» – «Да мне эти удобства… Ладно, уговорил, не приеду. А плакат такой где купить можно?» – «Только там, в книжном магазине, и то, наверное, уже разобрали. Но ничего, я купил с запасом, один подарю вам…» Подарил. А через несколько лет уже у него в Ватутинках вспомнили. «Ну, как там боровские окна?» – «Плохо с окнами, говорю, меняют на европейские!» – «А наличники?» – «Делают новые, но такие – лучше б вообще не делали…» И делюсь своей идеей сделать другой плакат, точно такой же по композиции, но с новыми «безглазыми» окнами – контраст будет ошеломляющий. «И давно придумал?» – «Да уж с год назад, всё никак не соберусь…» – «Ну, значит, и не соберёшься!» – «Да я уж действительно решил упростить, зато контраст усилить – там было сто окон, а тут оставить всего двадцать пять, но больших». И Эдуард Николаевич, помолчав: – «А знаешь что – я тебе, пожалуй, ещё лучше идею подкину: оставь вообще ОДНО ОКНО, но о-о-очень большое – во будет контраст!..»

Ну кто ещё так сумеет поставить точку и закрыть тему! И во всех его стихах последняя строка – главная, в ней то, ради чего стихотворение затевалось, его суть и главная идея. Она словно камень в Давидовой праще – раскачивается, потом раскручивается, а в конце вылетает и попадает точно в цель. Как тут не вспомнить других великих – Александра Сергеича: «А там пошлю наудалую – и горе нашему врагу!» – и Даниила Иваныча: «Стихи надо писать так, что если бросить стихотворение в окно, то стекло разобьётся». Вот и во всех концовках Успенского слышно какое-то весёлое торжество победителя – а побеждает всегда разум, иногда парадоксально, иногда иронично, порой даже недоумённо или растеряно, но всегда с надеждой. На что? Да не иначе как на встречный разум читателя, вооружённый здравым оптимизмом и поэтическим чувством юмора. Поэтому все его лучшие стихи, да и не только стихи, – это приключения со счастливым концом, который особенно радует именно своей неожиданностью, даже если – «Мама в щёлку посмотрела, посмотрела, посмотрела, посмотрела… и решила: НЕ ПУСКАТЬ!»

Светлана Младова

* * *

Перейти на страницу:

Все книги серии Зеркало памяти

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Рисунки на песке
Рисунки на песке

Михаилу Козакову не было и двадцати двух лет, когда на экраны вышел фильм «Убийство на улице Данте», главная роль в котором принесла ему известность. Еще через год, сыграв в спектакле Н. Охлопкова Гамлета, молодой актер приобрел всенародную славу.А потом были фильмы «Евгения Гранде», «Человек-амфибия», «Выстрел», «Обыкновенная история», «Соломенная шляпка», «Здравствуйте, я ваша тетя!», «Покровские ворота» и многие другие. Бесчисленные спектакли в московских театрах.Роли Михаила Козакова, поэтические программы, режиссерские работы — за всем стоит уникальное дарование и высочайшее мастерство. К себе и к другим актер всегда был чрезвычайно требовательным. Это качество проявилось и при создании книги, вместившей в себя искренний рассказ о жизни на родине, о работе в театре и кино, о дружбе с Олегом Ефремовым, Евгением Евстигнеевым, Роланом Быковым, Олегом Далем, Арсением Тарковским, Булатом Окуджавой, Евгением Евтушенко, Давидом Самойловым и другими.

Андрей Геннадьевич Васильев , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Детская фантастика / Книги Для Детей / Документальное
Судьба и ремесло
Судьба и ремесло

Алексей Баталов (1928–2017) родился в театральной семье. Призвание получил с самых первых ролей в кино («Большая семья» и «Дело Румянцева»). Настоящая слава пришла после картины «Летят журавли». С тех пор имя Баталова стало своего рода гарантией успеха любого фильма, в котором он снимался: «Дорогой мой человек», «Дама с собачкой», «Девять дней одного года», «Возврата нет». А роль Гоши в картине «Москва слезам не верит» даже невозможно представить, что мог сыграть другой актер. В баталовских героях зрители полюбили открытость, теплоту и доброту. В этой книге автор рассказывает о кино, о работе на радио, о тайнах своего ремесла. Повествует о режиссерах и актерах. Среди них – И. Хейфиц, М. Ромм, В. Марецкая, И. Смоктуновский, Р. Быков, И. Саввина. И конечно, вспоминает легендарный дом на Ордынке, куда приходили в гости к родителям великие мхатовцы – Б. Ливанов, О. Андровская, В. Станицын, где бывали известные писатели и подолгу жила Ахматова. Книгу актера органично дополняют предисловие и рассказы его дочери, Гитаны-Марии Баталовой.

Алексей Владимирович Баталов

Театр

Похожие книги

10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)

[b]Организация ИГИЛ запрещена на территории РФ.[/b]Эта книга – шокирующий рассказ о десяти днях, проведенных немецким журналистом на территории, захваченной запрещенной в России террористической организацией «Исламское государство» (ИГИЛ, ИГ). Юрген Тоденхёфер стал первым западным журналистом, сумевшим выбраться оттуда живым. Все это время он буквально ходил по лезвию ножа, общаясь с боевиками, «чиновниками» и местным населением, скрываясь от американских беспилотников и бомб…С предельной честностью и беспристрастностью автор анализирует идеологию террористов. Составив психологические портреты боевиков, он выясняет, что заставило всех этих людей оставить семью, приличную работу, всю свою прежнюю жизнь – чтобы стать врагами человечества.

Юрген Тоденхёфер

Документальная литература / Публицистика / Документальное
Лаврентий Берия. Кровавый прагматик
Лаврентий Берия. Кровавый прагматик

Эта книга – объективный и взвешенный взгляд на неоднозначную фигуру Лаврентия Павловича Берии, человека по-своему выдающегося, но исключительно неприятного, сделавшего Грузию процветающей республикой, возглавлявшего атомный проект, и в то же время приказавшего запытать тысячи невинных заключенных. В основе книги – большое количество неопубликованных документов грузинского НКВД-КГБ и ЦК компартии Грузии; десятки интервью исследователей и очевидцев событий, в том числе и тех, кто лично знал Берию. А также любопытные интригующие детали биографии Берии, на которые обычно не обращали внимания историки. Книгу иллюстрируют архивные снимки и оригинальные фотографии с мест событий, сделанные авторами и их коллегами.Для широкого круга читателей

Лев Яковлевич Лурье , Леонид Игоревич Маляров , Леонид И. Маляров

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное