Жил-был раз, жил-был два

Много раз Габриэль пытался связаться с Полем, но безуспешно. Удалось ли им задержать Абержеля? Отсутствие новостей было плохим знаком. Он оставил сообщения, потом, около четырех часов, въехал в Белосток, город-мозаику, где смешались дворцы в стиле барокко, старые текстильные фабрики, православные и католические церкви. Яркие фасады и широкие современные проспекты контрастировали с унылыми стереотипными кварталами, какие часто встречаются в городах бывшего советского блока. Слово «эсперанто» мелькало повсюду – отель «Эсперанто», кафе «Эсперанто»… Когда он, замедлив ход, проехал мимо посвященного Людвику Заменгофу Эсперанто мурала[79], который фотографировали туристы, то понял, что этот интернациональный язык возник именно тут, в нескольких метрах от него. Большая мемориальная доска на стене была данью почтения доктору Людвику Заменгофу, родившемуся здесь, в Белостоке, и создавшему эсперанто.

Он припарковался в пяти минутах хода от медицинской академии, расположенной в центре города, во внушительном дворце Браницких, построенном в XVIII веке. Габриэль и представить себе не мог такой необъятности, с садами во французском стиле, университетскими зданиями вокруг, двумя больницами и спортивными сооружениями. Повсюду кишели студенты, они сидели на скамейках, что-то обсуждали между собой. У молодых все было впереди – будущие врачи, рентгенологи, исследователи. Габриэлю так никогда и не посчастливилось попасть туда, где выдают дипломы. Этот факультет воплощал все, что отныне было для него запретным: надежду.

Габриэль подошел к одной из групп и объяснил по-английски, что ищет место, куда отправляют тела, предназначенные для научных нужд. Какой-то третьекурсник тут же сказал, что это лаборатория анатомии, и вызвался проводить его в нужное крыло. Габриэль предварительно навел справки: здесь учились более пяти тысяч польских студентов, но также и приезжие из Германии, Норвегии, Испании… Заведение пользовалось международной известностью благодаря своим высоким технологиям и качественному уровню образования.

Оставив позади Музей истории медицины, открытый для широкой публики, Габриэль с вызвавшимся помочь студентом углубились в аркады барочного дворца. Миновав множество коридоров и спустившись по ступеням, молодой человек остановился перед застекленной дверью, над которой висел плакат с надписью: «Hic est locus ubi mors gaudet succurrere vitae». «Здесь то место, где смерть рада помочь жизни». Искомая анатомическая лаборатория. По другую сторону двери за столом сидела секретарша и разговаривала по телефону. Габриэль поблагодарил своего проводника и вошел.

Дожидаясь, пока секретарша повесит трубку, он сделал вид, что просматривает брошюры, в которых, похоже, всячески превозносилось решение подарить свое тело науке. Легкий запах химических консервантов щекотал ноздри. Все окружение, факультет, куча студентов поблизости… Как трупы могли покинуть эти стены, чтобы оказаться в Бельгии?

Когда секретарша освободилась, Габриэль объяснил, по-прежнему по-английски, что хотел бы поговорить с кем-то из руководителей лаборатории.

– Очень жаль, но они все на собрании. Вам следовало назначить встречу. Наши профессора очень заняты. А вы по какому поводу?

Габриэль пребывал в крайнем напряжении:

– Это очень важно, речь идет о телах, приписанных к вашей лаборатории и найденных там, где они не должны были быть. Я проделал большой путь из Франции и не двинусь отсюда, пока не увижу кого-нибудь из вашего начальства.

Женщина заколебалась, потом со вздохом поднялась. Через минуту она вернулась, ведя за собой длинную жердь в халате, с бровями и шевелюрой цвета талого льда. Темно-синие глаза за очками в круглой оправе только усиливали его сходство с трупом. Габриэль дал бы ему как минимум лет семьдесят при полном впечатлении, что первый же порыв ветра переломит его пополам.

Когда секретарша заняла свое место, пришедший внимательно оглядел отметины на лице собеседника, после чего обратился к нему на хорошем французском, подергивая себя за мочку левого уха. Спереди на его халате красовался бейджик «Проф. Стефан Адамович».

– Дирекция сейчас располагается в другом крыле, я единственный из профессоров анатомии этого факультета. Секретарша сказала мне о проблеме с телами?

Габриэль протянул ему листок, на котором сам записал: «Медицинский университет Белостока: K417 и K442».

– Мне нужно получить разъяснения по поводу двух трупов, на которых были эти номера, – сказал он. – Мне хотелось бы побольше узнать о том, как они покинули ваши стены, чтобы в результате оказаться в мешках для трупов, найденных на задворках заброшенного склада в Бельгии.

Профессор нахмурился:

– Склада? В Бельгии? Что вы такое говорите?

Габриэль продемонстрировал ему экран своего телефона. Он прогнал снимок за снимком, потом увеличил те части, где был виден штамп.

– По всей видимости, они не единственные, кто там оказался, – пояснил он. – Годами некто перевозил туда исходящие от вас трупы, чтобы избавиться от них, растворив в промышленной кислоте…