Жиль Делёз и Феликс Гваттари. Перекрестная биография

И если травма Второй мировой войны коснулась Делёза и Гваттари лишь по касательной, своими последствиями, они зато стали полноправными участниками события мая 1968 года. Особенно остро ощущая задачи своего времени, они тут же поняли его значение – значение основополагающего разрыва. Вся траектория Гваттари в послевоенный период вела его к «подготовке» этого события, особенно в силу связи, установленной им между политическим и психоаналитическим пространством, и одним из пунктов этой траектории станет критика любых бюрократических искушений. Хотя Делёз, в отличие от своего будущего друга Гваттари, не был революционером и активистом, именно это событие подготовит их встречу, став залогом ее плодотворности. Если бы не май 1968-го, эта, встреча, возможно, не состоялась бы. Событие 1968-го стало тем срезом потоков, который был необходим для освобождения сочетания их творческих сил. Ни Гваттари, ни Делёз никогда не будут отрицать эту связь с прочувствованным ими тогда жизненным порывом.

Их первое совместное произведение, «Анти-Эдип», берет начало в майском движении, прочерчивая новые модальности мышления о мире, которые оно наметило. Вместе с Гваттари Делёз много позже, в 1984 году, напишет, что только ренегаты говорят, что событие можно преодолеть; оно проходит внутри индивидов – точно так же, как и внутри общества. Отвечая на искушение редукционизма, жертвой которого стали социальные науки, он говорит:

Май 1968-го относится скорее к порядку чистого события, свободного от всякой нормальной или нормативной причинности. Его история – «цепочка нестабильностей и упрощенных флуктуаций». В 1968 году было много волнений, но в конечном счете не это имеет значение. Значение имеет то, что это был феномен прозрения, словно бы общество вдруг увидело то, что было в нем невыносимого, а еще увидело возможность чего-то другого. Это коллективный феномен, выраженный в форме: «Требую возможного, иначе задохнусь…» Возможное не дано заранее, оно создается событием. Это вопрос жизни и смерти. Событие создает новую жизнь, оно производит новую субъективность[2252].

Итак, эта встреча оказалась возможной благодаря двум событиям, но в чем кроется ее плодотворность? Почему эта молния, вспыхнувшая на небе, предвещает новую парадигму? Задача двух этих мыслителей – продвинуться еще дальше в децентрации человека, чтобы еще успешнее погрузить его в живую среду и обрести тем самым утраченное единство. Дегуманизировать человека, чтобы еще больше гуманизировать природу в рамках того, что Пьер Монтебелло называет «самой человечной метафизикой космоса и самой космичной метафизикой человека после коперниковской революции»[2253]. То есть задача не в том, чтобы реабилитировать старую метафизику, которая приписывает слишком большое значение тождественному, тождеству с образцом, а в том, чтобы создать новую метафизику, которая бы подняла на щит философию природы, оставляющую место для развертывания всевозможных различий, поскольку «бытие на самом деле стоит на стороне различия, а не единства или множества»[2254]. В этом и заключается смысл поисков Делёза, чистого метафизика, каким он себя считал, который затянул своего друга Гваттари в авантюру, затеянную еще в самом начале 1950-х годов. И именно эти поиски и привели его к реабилитации забытых, униженных, побежденных, вышедших из моды традиций, а именно традиций Тарда, Ницше, Бергсона. Ведь именно они попытались построить новую метафизику, которая вместо того, чтобы разделять сознание и природу, стремилась найти ту его составную часть, благодаря которой, как считал Бергсон, сознание не является сознанием чего-то, но само является чем-то, что представляется немаловажным сдвигом по отношению к феноменологической программе Гуссерля.

Мир, по словам Ницше, – это «мир отношений»[2255]: эта мысль, проходящая красной нитью по творчеству Делёза, утверждается еще в «Логике смысла», где совершается переход от «есть» к «и», причем именно «и» отдается приоритет, утверждаемый снова и снова. Так, в интервью Cahiers du cinéma 1976 года, посвященном Жан-Люку Годару, союз «и» по ту сторону отношения становится матрицей разнообразия, учреждением новой метафизики: