Жиль Делёз и Феликс Гваттари. Перекрестная биография

По мнению философа Жан-Клода Дюмонселя, именно прочтение Пруста дает ключ к мысли Делёза, потому что то, что позднее появится в виде личного абстрактного тезиса – в «Различии и повторении» – находит в прустовском нарративе самое ясное выражение и объяснительную схему, указывающие на то, что «это различие предоставляет повторению объект. Повторение всего-навсего получает свою степень различия. Именно различие должно повторяться, и об этом на протяжении сотен страниц рассказывает Пруст»[478]. Дюмонсель считает делезовское прочтение Пруста тем более обоснованным, что Пруст указывает на два источника своего философского вдохновения: Габриэля Тарда и Анри Бергсона.

«Поиски утраченного времени» разворачиваются между двумя полюсами: это «свободные различия», создающие вибрации, и «сложные повторения», раскрывающиеся как вибрационные волны в отношениях, чем-то напоминающих отношения между грозовым облаком и раскатами грома. Эти волны, однако, отличаются от простых повторений: «Волна, в отличие от повторения, – это способ не повторяться»[479]. Вибрационное повторение во времени несет в себе потенциальные различия. Пруст задается вопросом о том, как в сознании возникают воспоминания, порождаемые режимом ассоциативного типа вроде: «Так, вкус печенья „Мадлен“ подобен тому, что мы чувствовали в Комбре, и воскрешает тот Комбре, где мы попробовали печенье впервые»[480]. Здесь он сближается с бергсоновской концепцией памяти, где существует настоящее, призывающее другое настоящее, которое было, но которого уже нет и воспоминание о котором зависит от образующих его заново настоящих, так что бытие прошлого так никогда не достигается: «Сущность времени ускользает от нас»[481]. Непроизвольная память интериоризирует старый контекст, который становится неотделим от настоящего момента, в результате чего сущность оказывается не в сходстве, а наоборот, в «интериоризированном и ставшем имманентным различии»[482]. Заглавие, данное Делёзом заключительной части его книги, «Образ мысли», позволяет оценить постоянство этой темы во всем его творчестве: такое название будет носить фундаментальная третья глава «Различия и повторения», и можно сказать, что «образ мысли» – горизонт всех исследований кинематографического мира, которые он вел в 1980-е годы[483]. В 1968 году по случаю публикации полного собрания сочинений Ницше Делёз подтверждает главное направление всех своих размышлений, проходящее через все его монографии: «Юм, Бергсон, Пруст интересуют меня, потому что у них есть глубокие элементы для создания нового образа мысли. Они говорят нам нечто необыкновенное: думать – это совсем не то, что вам кажется. Да, новый образ акта мысли, его функционирования, его генезиса в мысли, именно его мы и ищем»[484].

В то же время между разными изданиями «Пруста и знаков» можно заметить некоторые различия. Впервые опубликованная в 1964 году, книга была переиздана в 1970 и 1976 годах. Между ее первым и вторым изданием в жизни Делёза произошла судьбоносная встреча с Гваттари. След этого знакомства ощущается и признается самим Делёзом, который позаимствовал у Гваттари тему поперечности-трансверсальности: «В связи со своими психоаналитическими исследованиями Феликс Гваттари придумал очень богатый концепт „трансверсальности“, чтобы описать коммуникацию и связи бессознательного»[485]. Трансверсальности имеют решающее значение для понимания перехода от одного замкнутого мира к другому, который, не нарушая сингулярности каждого из них, позволяет без смешения или тотализации переходить из одного знакового универсума в другой. Эти трансверсальности позволяют совершить переход от одной Альбертины к другой при помощи избранных проводников, таких как Сван. Эффект трансверсальностей в том, что они создают возможности для встреч, вызывают к жизни новые потоки, при этом не ставя под угрозу существование множественности, «никогда не сводя множественное к единому, не собирая его в целом»[486]. Это трансверсальности самого разного порядка: ревность для любовной множественности, путешествие для множественности мест или же сон для множественности моментов.

Глава 7 Ницше, Бергсон, Спиноза: триада для виталистской философии

Один из трех учителей сомнения: Ницше

Ницше сыграл фундаментальную роль в формализации философских позиций Делёза. Он применяет к Ницше ту же процедуру интерпретации, что и к остальным. Сначала нужно выявить ошибку, неправильную интерпретацию вечного возвращения как возвращения того же самого по циклическому закону. Затем вместе с другими Делёз вносит свой вклад в то, чтобы извлечь из забвения критическую, едкую, прогрессистскую способность мысли Ницше, которая до сих пор применялась преимущественно в реакционной, элитистской перспективе. Наконец, он извлекает из Ницше свой главный концепт различия как результата освобождения воли к власти.