Жил на свете человек. Как мы стали теми, с кем родители говорили не общаться

Знание – это, конечно, сила, но, с другой стороны, неведение – это свобода. В том смысле, что меньше знаешь – крепче спишь. Не представляешь, к каким последствиям и почему именно приводит диабет, вот и не боишься – ни слепоты, ни гангрены, ни инсульта, ни инфаркта. Опять же, психосоматику никто не отменял, и чем больше вникаешь в симптомы (диабета особенно), тем вернее обнаруживаешь все их у себя. Так, может, лучше и не знать? Но по здравому разумению в итоге все же прихожу к мнению, что лучше знать, ведь предупрежден – значит вооружен. Тем более что проверить уровень сахара в крови проще простого, в любой поликлинике. Память же со временем излечит внезапный приступ ипохондрии, отфильтрует килобайты информации и отсеет все малозначимое, оставив жизненно важное. Ну а свобода неведения – вещь вполне себе иллюзорная, впрочем, как и многое другое в этом мире.

На игле. Лена

Случай, который заставил меня повернуться лицом к проблемам диабета и диабетиков, произошел во время похорон моего старого университетского преподавателя, вернее, сразу после них. С похорон мы возвращались вместе с бывшей однокурсницей, у которой, как и у меня, профессор был научным руководителем. Сев ко мне в машину, Лена прежде всего спросила, умею ли я хранить секреты. Я слегка опешил, но ответил положительно. Она достала из сумочки шприц и сделала себе укол. Для меня, человека, в то время абсолютно несведущего в медицине, это было довольно неожиданным, и первая мысль, которая, естественно, сразу же возникла в голове, была про наркотики. С Леной мы раньше близко общались, и я никогда не замечал у нее каких-либо признаков зависимости. Но мало ли что, стресс, нервное перенапряжение и все такое… Словом, чужая душа – потемки. Момент для душеспасительных бесед и вопросов был неподходящим, но я твердо решил прояснить ситуацию немного позже. Однако Лена, уловив мой обеспокоенный взгляд, тут же расставила все точки:

– Не грузись, это не наркотики, всего лишь инсулин. У меня диабет, с детства.

– И к чему тогда вся эта таинственность, какие-то секреты?

– Ну, видишь ли, я стараюсь этого не афишировать.

Ответ Лены меня успокоил насчет наркотиков, но подобная секретность мне была совсем непонятна. К чему такие сложности, если это просто диабет? Это ведь никак тебя не компрометирует, поскольку не зависит от твоих личных качеств, морального облика, так сказать. Все равно как цвет кожи – он или такой, или иной. Я решил, что Лена просто сама себя накручивает на ровном месте, раздувает из мухи слона.

Когда я довез девушку до ее дома, мы немного еще посидели в машине, и я попытался выяснить, в чем все-таки причина столь странного отношения к болезни. – Нет, ну я бы еще понял, если бы это было что-то очень интимное, типа венерического заболевания, которого можно стыдиться и вполне логично скрывать. Но диабет – это же просто повышенный сахар в крови, и уколы ты делаешь для поддержания нормального обмена. Или я чего-то не догоняю?

– Ты все правильно говоришь, но, видишь ли, в большинстве своем люди мало что знают о диабете, некоторые вообще считают, что это заразно. Представляешь? Не иначе, с ВИЧ путают. А уж уколы ставить на виду у всех – это все равно что расписаться в наркомании. Настолько в головах глубоко сидит эта ассоциативная связка «шприц – укол – наркотик». Раз ты колешься, значит, подсел. И для многих уже в принципе не важно, что в шприце не героин, а просто-напросто инсулин. Ты на игле, и этим все сказано.

– Но это же просто какая-то пещерная дикость! Ведь XXI век на дворе…

– Так-то оно так, и тем не менее. Вот я и стараюсь не афишировать. И я не то чтобы стесняюсь, нет, но просто не хочу косых взглядов за спиной и лишних вопросов на работе. Если ты диабетик, ты не такой, как все, априори. Ты в каких-то мелочах ведешь себя не так, как остальные, а потому нездорового любопытства никак не избежать. Ты делаешь то, чего другие не делают. В течение дня тебе нужно периодически проверять уровень сахара глюкометром[42], по часам следить за питанием, вовремя перекусить, опять же шприц, который моментально настораживает. Чего это ты? Ты что, больная (читай – неполноценная)? Вот мне оно надо, скажи?

– И что, ты все время так шифруешься? Чтобы никто вообще не знал, ни на работе, ни среди друзей? Обалдеть! А ведь тебе это хорошо удается, за все время учебы ни разу не прокололась, никто на курсе даже понятия не имел, что у тебя диабет.

– Ну так! А куда деваться! В юности, конечно, гораздо больше комплексовала по этому поводу. Сейчас уже не до такой степени, но шифруюсь, да. Хотя некоторые знают, даже начальница моя, она же по совместительству и подруга, так совпало. Ближний круг, безусловно, должен быть в курсе, мало ли что со мной может случиться, так хотя бы кто-то сможет сориентироваться в ситуации и реально помочь.