Жил отважный генерал

Шесть розовых маленьких блюдечек изящного английского фарфора прижались к полированной, без единой царапинки поверхности просторного стола. Замерли в блюдечках того же неземного нежного цвета аккуратные лёгкие чашечки. Стыл в них чай, испуская душистый аромат неведомых пальмовых стран. Лучи света через большие окна падали на паркетный пол, мерцали светлыми бликами на стенах. Шесть человек сидело за столом. Тишина плыла над их головами.

Заговорил один.

– Я, может быть, удивлю вас несказанно тем, что предстоит сейчас услышать, но повторюсь, в словах никогда не верующего отступника Божьего. – Весь седой, в пронзительной белизне и лица, и длинных ниспадающих на плечи волос и благородной бороды архиепископ Иларион обвёл сидящих за столом добрым медленным взором молодо-синих глаз и остановил их на Кравцове, напротив взирающего на него с нескрываемым интересом. – Вы, глубокочтимый мной, Борис Васильевич, надеюсь, со мной согласитесь.

– Извольте, – кивнул, не задумываясь, Кравцов, взял в руки чашку, слегка дунул на неё и прихлебнул звучно, со вкусом.

Это враз оживило присутствие, послужило сигналом, все задвигались облегчённо, потянулись за своими чашками, вдруг проголодавшись, за печеньем и кусочками крошечных пирожных в изящных вазочках.

Часы на стене, тоже словно осмелев, очнулись и благородно пробили десять.

– Сколько времени-то! – обернулся на них Игорушкин, громогласно удивился: – К середине дня уже!

– Два года будет как виделись мельком, а пообщаться-то не привелось, – напомнил Кравцов и испытующе, серьёзно посмотрел на архиепископа. – И здесь нелепость столкнула!

– Провидение Божие во всём, Борис Васильевич, – поправил старец прокурора ненавязчиво, мягко, едва слышно, не прикасаясь к чаю. – Господь один ведает пути наши. Нам только следовать им, не перечить.

– Да кабы знать! – Игорушкин хохотнул ненароком, на весь кабинет, от души. – Я б соломинки вчерась подстелил!..

Все снова задвигались, потянулись за угощением, застучали чашками. Шаламов незаметно под столом толкнул ногой Ковшова, скосив глаза на архиепископа:

– А ничего мужик, а?

– Солидный, – согласился Данила.

– Мне хотелось бы обратить ваше внимание на следующее, – возвратился к начальным своим словам старец. – Мы вот вас дожидаючи, Борис Васильевич, с любезным Виктором Антоновичем…

Архиепископ повернулся к сидящему рядом с ним Колосухину, кивнул ему слегка чёрной шапочкой с сияющим крестом, даже прикоснулся пальчиками сухой ладошки к рукаву его строгого кителя с внушительными петлицами в звёздочках:

– Он разделил мои воззрения. И мне это радостно. Слуга закона иначе думать не должен. Прав не имеет.

– Интересно. – Кравцов улыбнулся Колосухину. – Любопытно услышать.

Колосухин слегка заёрзал на жёстком высоком стуле, заворочал шеей, высвобождая её из неудобного, стискивающего воротника рубахи, даже короткую гримасу изобразил незаметно.

– Свобода состоит в том, чтобы зависеть только от закона[7], друзья мои. – Архиепископ Иларион привстал и даже поднял правую руку, согнув ее, будто благословляя всех в кабинете. – Зависеть только от закона! Вам ли не понять и не помнить суть сию?

– А с происшедшим вчера это как-то связано? – тут же оглядел всех Кравцов. – Я в курсе событий, владыка.

– Надеюсь, напрямую – нет, – уловил беспокойство прокурора архиепископ. – Я не имею пока никаких претензий к присутствующим. Наоборот, визит мой обусловлен собственными тревогами и почти полным неведением.

– А как вы смотрите, владыка, если мы вместе послушаем людей, непосредственно побывавших на месте происшествия? – вдруг пристально взглянул Кравцов на Ковшова и Шаламова и, пробуравив их взором, обернулся к Игорушкину: – Как, Николай Петрович?

– Я не против, – смутился тот, глянул на Колосухина – заместитель слегка кивнул. – Единственное, дело ещё не возбудили… Мне ещё, признаться, толком-то не докладывали…

– Вот и услышите доклад. – Кравцов был настроен решительно и для себя, видимо, вполне определился.

«Некстати повеселил его Михалыч этим злосчастным манекеном. Ох, некстати!» – зашевелилась, забегала назойливая мыслишка у Ковшова, он напрягся, глянул на Шаламова, тот – на него кроликом, с острой тревогой в глазах шепнул:

– Федьку припомнит сейчас! Если что, начинать тебе, Данила.

Кравцов, однако, уставился на криминалиста:

– Готовы?

Тот совсем съёжился.

– Можно мне? – вскочил Ковшов.

– Ну что же… – Кравцов перевёл жёсткое лицо на него. – Послушаем, Николай Петрович, заместителя начальника следственного отдела?

– Данила Павлович, – подсказал Игорушкин, досадуя неизвестно на кого.

– Вот-вот, – скомандовал Кравцов. – Пожалуйста, Данила Павлович.