Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ)

— Да ладно тебе из меня героя делать. Ни черта же у нас не вышло тогда, помнишь? Куда ни стучали, куда ни писали. Я даже английский учить начал, чтобы подготовить… — Вадим горько усмехнулся, — обращение к мировой общественности! И что сделала эта общественность? А ни хрена она не сделала. Отделалась красивыми словами: «Мы осуждаем», «Мы призываем». Вот и вся петрушка, Нестор. Вот и все наше геройство. Как говорится, первый урок о том, что вместо реальной помощи, когда она так нужна, часто получаешь шиш и лапшу на уши.

— И не последний.

— И не последний, ты прав. От этого мне особенно тошно. Вроде и оставляю все старое здесь. Но чую нутром — там будет то же самое. Шило на мыло я меняю, что ли? Но и оставаться у меня желания нет никакого. Достало все вот так, — и он сделал красноречивый жест рукой у горла.

— Ты слишком много хочешь, как обычно. Все — и сразу, — сощурив глаза, чтобы лучше видеть происходящее, я заметила, что собеседник Вадима улыбается в усы. — У каждого своя судьба, Вадим. Ты и так сделал немало. Если не порушил все, что хотел, то хорошо расшатал. Так что не морочь себе голову. Отдыхай. Поживи немного для себя. А ломать то, что должно быть сломано, уже будут другие — зеленые и молодые. У них еще все впереди.

По тому, как насмешливо фыркнул Вадим, я поняла, что его мнение о новом поколении, моих ровесниках, ни капельки не изменилось, даже стало еще хуже.

— Ну, утешил так утешил. Эти твои молодые и зеленые похуже некоторых прихлебал наших комсорговских будут. Те хоть идейно чушь несли и свято верили, что черное — это белое. А у этих даже идейности некуда осесть, вместо мозгов жвачка. И главное, куда ни плюнь — всюду личность! Трех слов без ошибок связать не могут, но все со своим, мать их так, особенным мнением! Которое хрен оспоришь — сразу начинается вой и скулеж о неуважении, унижении и прочей толерастической дряни. Вот кто бы подумал, Нестор, я же всю жизнь за свободу был… А теперь понимаю, что пороть таких личностей со школы надо было, глядишь привычка отвечать за свои слова появилась бы.

В ответ на такое заявление, Нестор, как стало понятно мне из разговора, знавший Вадима не первый десяток лет и давно не удивлявшийся категоричности его методов, лишь негромко рассмеялся:

— Тебе не угодишь, как всегда. Одни — закостенелые идиоты, другие — незрелые сопляки. Сгущаешь ты краски, Вадим. А между тем я, стреляный воробей, и то знаю, что есть хорошие ребята среди молодых, есть. Вспомни, как ты бесился каждый раз, когда кто-то из наших говорил, что некому дело передать, для кого они, дескать, почву готовили. А вы взяли — и сделали то, что никто до вас не делал. И нынешние молодые тоже — скажут еще свое слово. Так что, не стоит списывать со счетов тех, кто не похож на тебя. У каждого поколения своя сила. Тем более, если есть среди них такие внимательные и интересные девчата, которые пасутся возле нас, слушая мои старческие бредни, вместо того, чтобы прыгать где-то на танцах в клубе… Или где там они сейчас собираются? — и взгляд собеседника Вадима, до этого рассеянно блуждавший по сторонам, цепко схлестнулся с моим, и в глазах его вспыхнули-заплясали озорные искорки.

— Вот сейчас я точно не понял, о чем ты, — настороженно проговорил Вадим, сидящий ко мне вполоборота, после чего, проследив за взглядом Нестора, резко обернулся в мою сторону. — Твою ж мать… Этого еще не хватало…

Несмотря на то, что эта фраза меньше всего напоминала радушное приветствие, он все же не разозлился, не обругал меня сразу, приказав проваливать, откуда пришла. Это был хороший знак.

— Ладно, пойду я, Вадим. Ты найди меня на днях, посидим еще, вспомним былое. С годами я что-то сентиментальным стал, не то, что раньше… Но пора и честь знать. И вовремя уступить дорогу молодым! — подмигнув мне, двойник Хемингуэя поднялся с места, красноречиво делая приглашающий жест рукой.

— Бывай, Нестор. Конечно, до воскресенья увидимся еще. В кои-то веки мне нечем заняться. Вот разве что с этой… птичкой-невеличкой разобраться надо, — голос Вадима отдавал странным автоматизмом и, обмениваясь прощальным рукопожатием со старым другом, он продолжал пристально смотреть мне в глаза, словно пытаясь найти в них причину, вынудившую так неожиданно прийти.

— Прошу, пани, — отвесив галантный поклон, подбодрил меня Нестор, проходя мимо и напоследок посылая Вадиму лукавую улыбку. — Ох, и счастливчик же ты. Хотел бы и я, чтобы меня так в новую жизнь провожали!