Жила-была девочка: Повесть о детстве прошедшем в СССР

Я беру дневник в руки. Мне очень хочется швырнуть его ещё сильнее. Я представляю, как он, выпадая из обложки, летит деду в лицо, как удивлённо и испуганно тот смотрит на меня, роняя очки…

Боже мой! Какая я дура! Это же мой дедушка, мой самый родной человек на свете, мой лучший друг, мой старший брат и отец. Это он вёл меня маленькую по глубокому снегу, рассказывая стихи о зиме, это с ним мы, вдвоём лёжа на узком диване, смотрели первый выпуск «Поля чудес», это с ним долгими уютными вечерами мы играли в шахматы, он рассказывал мне, как на костылях возвращался с войны через заминированное поле. Дедушка мой, любимый, прости. Никогда в жизни я не буду с тобой ссориться, никогда не стану называть тебя грубым словом «дед», никогда не усомнюсь в твоей правоте.

Я чувствую, что слёзы катятся по моим щекам, и радуюсь этому. Я хочу быть маленькой. Я боюсь вырастать и вступать в самостоятельную жизнь.

– Прости меня, пожалуйста, – всхлипываю я, переходя на рыдания. Я плачу, и мне становится легче. Ничего, ничего мне надо, кроме вот этого дома на окраине Малояблонова, кроме этих побеленных стен, звука швейной машинки, запаха тушёной картошки из чугуна, кроме стука калитки, и Нянькиных шагов в сенцах, кроме морозного узора на заклеенных жёлтой бумагой оконных рамах. Я не хочу расти. Мне не нужны эти пацаны, с их ранними матами и пьянками, мне страшно вступать в такую жизнь, где нужно целоваться и встречаться с парнями. Никакой Чернов ни сравнится с моими самыми дорогими людьми. Пусть Королёва целуется с хвастливым Виталиком и с алкашом-Юркой, пусть Швецова сидит да одиннадцати ночи с грязными гуцулами, пусть зазнавшийся Серёжка любит развязную матюкашку Ольгу. Я не хочу так жить, и не буду повторять за всеми, у меня есть своё мнение. Я верчу в руках, мокрый от слёз дневник. Я хочу обнять дедушку, но не могу – всё-таки мне не пять лет для таких нежностей.

– И ты прости меня, – дедушка берёт мою голову и неловко целует куда-то в бровь.

Дела семейные и первый поход в клуб

– Подымайся, там ужо жАних воротА обосрал, – Нянька, как обычно, не стесняется в выражениях, она произносит «жАних» на деревенский манер и «воротА», с ударением на последнюю «а». Её голос звучит весело и бодро. С утра это очень злит.

Я раздражённо натягиваю одеяло на уши, этот её юмор меня бесит. Нет у меня никакого жениха, и не предвидится даже. Вчера на школьном новогоднем празднике, Чернов весь вечер таращился на свою О. Б. В начале дискотеки, пока Ольги ещё не было, он сидел с грустным лицом, и подпевал Вадиму Казаченко: «Отболело, отгорело, наше счастье улетело…» А когда она появилась, сразу оживился и завыделывался: сел рядом, взорвал на неё хлопушку, курил на крыльце с девятиклассниками. «Но я хочу, чтоб ты узнала – мы можем всё начать сначала. Всё сначала, всё сначала-а-а», – это, собственно, продолжение песни. Ольга вест вечер танцевала с Королёвскими женихами: с Юркой и с нашим Чистяковым. Маринка изображала безразличие, а потом ревела за туалетом, придерживая пальцами накрашенные ресницы. С Серёжкой Бондариха не танцевала и не разговаривала. Кажется, они в ссоре. И провожать он её не пошёл. Да какая разница. Не пошёл провожать О. Б., но и на меня, ни разу не взглянул. Вообще ни разу, такого ещё не было. Я считала, что, всё же, нравлюсь Серёжке, пусть самую малость, но нравлюсь. Не зря же он сам пересел ко мне ещё в шестом классе. Да и балуется он только со мной. Сейчас, он даже Гаранину зажимать перестал. Боится, наверное, что О. Б. узнает.

Впереди зимние каникулы. Я не увижу любимого целую неделю. Сегодня мой последний шанс. Вечером мы с Королёвой и Швецовой идём в клуб. Как долго я об этом мечтала, но сейчас почему-то не могу радоваться в полную силу. Наверное, потому что вчерашний день не удался. Да, я и не верю до конца, что сегодня попаду на настоящую взрослую ночную дискотеку. У меня вечно так, в последний момент что-нибудь измениться к худшему. Вроде уже всё решено: с дедушкой всё обсудили, маму я предупредила. Бабушка сразу была не против. Одежда готова: светлые джинсы, новый розовый пуховик с зелёными вставками, синий ангорский шарф до пола. Швецова обещала принести лак для ногтей. А всё же, здорово – мы сами ночью пойдём в соседнее село на дискотеку! Вот это свобода!

Я встаю с кровати, потягиваюсь. За окном ярко светит зимнее солнышко, пуская зайчиков на скатерть стола и на горку моих учебников. Нянька, молча, смотрит «Утреннюю почту», видимо обиделась, что я не встала сразу, и ей самой пришлось включать телевизор в розетку. А она очень боится всякой техники.

– Ну, что? Где была? Какие новостЯ? – мне не хочется, чтобы Нянька обижалась.

– У Васильчихи была, – с готовностью начинает она, – дед Федя помёр, а у Марьюшки корову украли.