Жилец

Глаза Трелковского остекленело уставились в одну точку, веки, казалось, налились свинцом, а сам он окончательно лишился возможности куда-либо бежать. Он понимал, что ведьмы из комнаты напротив были посланы специально, чтобы до смерти напугать, терроризировать его, лишить последних остатков сил, и он был не в состоянии хоть как-то противостоять им. Он был слишком слаб, слишком плох, вконец вымотан.

Последующие акты спектакля разыгрывались уже во внутреннем дворе.

Одетый в синий рабочий комбинезон, во двор на велосипеде въехал один из соседей. Поначалу он кругами ездил по мощеному двору, после чего принялся выписывать восьмерки - туда-сюда, туда-сюда. Всякий раз, проезжая под окном Трелковского, он поднимал голову, широко улыбался и подмигивал ему. К сиденью велосипеда была привязана какая-то веревка или шнур, на другом конце которого волочилась восковая кукла, внешними очертаниями напоминавшая женщину. Это было что-то вроде манекена, которые выставляют в витринах магазинов готовой одежды. Скользя по неровному булыжному покрытию двора, она дергалась и подпрыгивала, а ее руки и ноги взметались вверх-вниз, словно это была не кукла, а живой человек. Однако от частого соприкосновения с грубым камнем воск стал быстро осыпаться, в результате чего манекен с каждой минутой все больше превращался в громадную разлапистую болванку, бесформенную и почти лишенную индивидуальных особенностей.

Женщина как таковая исчезала, стиралась, будто плоть ее разъедала концентрированная кислота. Когда от всей фигуры остались лишь два обрубка ног, сосед иронично помахал Трелковскому и скрылся под аркой.

Его место во дворе тут же заняли двое мужчин, несущих нанизанную на шест громадную рыбину. Они также сделали по двору несколько кругов, после чего положили свою ношу на землю и посмотрели на Трелковского. Не отрывая от него своих взглядов и не глядя на то, что делают, - хотя бы однажды, - они принялись чистить и потрошить рыбину. Рядом с каждым из них быстро росла небольшая горка извлеченных из ее брюха внутренностей. После этого они принялись с восторженным похохатыванием украшать рыбьей требухой свои головы: из более крупных деталей оба соорудили себе нечто вроде корон, а свисавшие поверх ушей кишки принялись обматывать вокруг шей. Покончив с этим занятием, они также ушли со двора, подпрыгивая на одной ноге, словно маленькие девочки, играющие в классы.

Буквально через несколько секунд один из этих мужчин вернулся обратно и принялся дуть в громадный рог, издавая при этом звук, похожий на рев гигантской трубы.

Следом за ним в арку прошел облаченный в картонную корону лев - было сразу заметно, что это всего лишь огромный кусок старой кожи, под которым спрятались двое соседей. Сверху на "льве" восседал тот самый мальчик, который в один из предыдущих вечеров подносил таинственному незнакомцу черный плащ. Навстречу льву вышли две женщины, облаченные в белые одежды. Через отверстие в боку громадной куклы они проникли внутрь ее и по тем судорожным изгибам и яростным подергиваниям, которые стали сотрясать ее поверхность, Трелковский понял, что там началась самая что ни на есть настоящая дикая оргия. Мужчина с рогом ухватил льва за хвост и поволок к выходу со двора.

Затем появились трое мужчин в масках, причем Трелковский с ужасом заметил, что одна из масок сильно смахивает на его собственное лицо. Все члены троицы заняли соответствующие позиции, образуя некую живую форму, Трелковский никак не мог понять, что именно они изображали, - и почти на целый час застыли в полной неподвижности.

Наступил вечер; постепенно во двор заползла ночь, а вместе с ней и темнота.

Где-то в отдалении за аркой послышалось цоканье копыт.

Трелковский вздрогнул.

Кто-то мягко скребся в его дверь.

Уже? Это было невозможно - ведь палач должен был лишь въезжать во двор, в крайнем случае, только спешиться.

Снизу под дверью показался листок бумаги, и незнакомый голос прошептал какие-то слова, смысла которых Трелковский так и не смог уловить.

А вдруг кто-то пришел ему на помощь? Неужели в этом доме у него есть тайный союзник? Лист бумаги был ароматизирован духами. Он начал осторожно его разворачивать. Текст состоял всего из трех строк, исполненных аккуратным, явно женским почерком, однако он не мог разобрать ни единого слова, поскольку слова были написаны на санскрите или иврите. Тогда он наклонился и прошептал в дверь:

- Кто вы?

Послышался ответ, однако Трелковский, как и в прошлый раз, не смог разобрать ни слова. Он повторил свой вопрос, но в ответ услышал лишь слабое, едва различимое поскребывание. У него создалось ощущение, что к нему кто-то пришел.

И действительно, через несколько секунд в двери послышался звук поворачиваемого ключа.

18. Одержимый

На небе светило яркое солнце, а тело Трелковского, как на качелях, балансировало на кромке подоконника его квартиры. Наконец свалившись, оно проломило собой недавно отремонтированный стеклянный навес, брызнувший во все стороны миллионами мелких осколков. Трелковский грохнулся оземь, картинно раскинув руки в разные стороны.