Жилец

— Ну ладно, сынок, давай не будем им мешать разговором о наших делах, пойдем-ка в коридор, — предложила мама.

Я не помню, о чем мы говорили, мама что-то спрашивала, я отвечал, но запомнил на всю жизнь ее светлый образ, ставший для меня очень дорогим. Она ни в чем не упрекала меня, не задавала ненужных вопросов, от нее исходила огромная любовь ко мне, мне хотелось обнять ее и плакать от счастья и грусти, но я не сделал ни того, ни другого, о чем потом сожалел всю жизнь.

Прошло несколько дней. Мое состояние заметно улучшилось. Дядя Гриша тоже шел на поправку и все время утверждал, что он вполне здоров и очень возмущался тем, что Анатолий Моисеевич не спешит с выпиской. Каждый день нас навещали мама и Женя, а когда время их посещений совпадало, мы долго и с удовольствием беседовали вчетвером. К дяде Грише приходили и другие посетители, меня же кроме мамы навещал только мой Жиденок. Его посещения были короткими ввиду занятости, но я их очень ценил и, думаю, они очень нас сблизили, в остальное время мы часто и подолгу беседовали с дядей Гришей. Собственно, беседой наши посиделки можно было назвать с большой натяжкой, как собеседник я не представлял для дяди Гриши особого интереса, просто ему нужно было кому-то излить свою душу. Замкнутость пространства, ограниченного стенами палаты, бездна свободного времени и почти безмолвный собеседник — что еще нужно для самоанализа?! Мне порой казалось, что дядя Гриша, предаваясь воспоминаниям или размышлениям, часто забывал о моем присутствии вообще, а я слушал его очень внимательно. Это был с его стороны откровенный мужской разговор, которого, как оказалось, мне не хватало в моей жизни, в чем-то я был с ним согласен, в чем-то — нет!

Прошли годы, многое из сказанного я забыл, но кое-что запомнилось навсегда, я временами прокручивал в памяти отрывки наших бесед, снабжая подробностями, которые чаще всего являлись плодами моего переосмысления, но они были такими реалистичными, что я не считал их вымышленными. Особенно мне запомнились его суждения о человеке.

— Вот ты скажи, Сань, кто такой человек?

— Ну, человек — это высокоразвитое животное, которое, в отличие от остальных животных, умеет думать и которое знает, что оно рано или поздно умрет.

— Ты так думаешь?

— Я об этом где-то читал и согласен, но сам особенно не задумывался.

— Нет, это все неверно! Животные тоже умеют думать, и животные знают, что они умрут. Я вспоминаю как, в детстве мы жили в деревне и у нас были свиньи. Когда наступали холода, то одну или нескольких свиней закалывали, так вот, те свиньи, которых собирались пустить на мясо, за несколько дней до своей смерти теряли аппетит и вообще вели себя неспокойно, а остальные жили, как раньше. А ты говоришь!

— Наверное, основное отличие состоит в том, что у человека есть душа, а у животных нет, — неуверенно произнес я.

Дядя Гриша посмотрел на меня, как мне показалось, несколько разочарованно и спросил:

— А ты знаешь, что такое душа?

Я пожал плечами.

— Ну вот, не знаешь, а говоришь.

И, увидев мое смущение, успокаивающе добавил:

— Да ты не волнуйся, никто не знает, и никто ее не видел, хотя многие говорят.

— Хорошо, дядя Гриша, а ты сам как думаешь про человека?

Наступила пауза.

— Я думаю, что человек, грубо говоря, состоит из двух частей: видимой и невидимой. Видимая — это тело, т. е. как у остальных животных, а невидимая…

— Невидимая — это душа. — Съехидничал я.

— Я бы с тобой полностью согласился, если бы ты наконец объяснил мне, что это такое. — Дядя Гриша, не обращая внимания на мое смущение, продолжил: — Я считаю, что невидимая часть человека — это его совесть.

— Совесть? — удивился я. — А что это такое? Насколько я понимаю, ее тоже никто не видел?

— Не видел, но она есть! Давай разберемся. Сейчас везде, где только можно, висят различные плакаты с одинаковым содержанием, которое заключается в их названии: «Моральный кодекс строителя коммунизма». Так вот, такой или подобный ему кодекс есть у каждого народа и, главное, у каждого человека, хочет он этого или нет. Причем у каждого человека он свой, и чтобы ни сделал человек, он всегда невольно сверяет поступок с этим своим кодексом и, что удивительно, если поступок противоречит кодексу, человек чувствует это, он может не понимать почему, но наступает внутренний разлад, который со временем ослабевает или усиливается, но в принципе не никогда не исчезает, а бывает приводит к тяжелым последствиям.

— Так что, по-вашему, совесть, это «Моральный кодекс»?

— Конечно, нет? Я этот пример привел для того, чтобы ты понял, что у человека есть часть, которая невидима, но она есть, и это его главное отличие от других животных. Так вот эти обе части человека крепко связаны друг с другом, но это не мешает им развиваться, причем развитие каждой идет своим путем от рождения до самой смерти и пути эти, в принципе, похожи.