Жилец

Мы тогда не понимали, что подобные вопросы не решаются обсуждением, и спорили до хрипоты. Потом мудрый не по годам Лева предложил компромисс, он убедил меня, что в жизни нужно иметь основу в виде профессии, даже нелюбимой, но которая поможет в любом случае содержать меня и мою семью и я, спустившись с поэтических высот на грешную землю, против этого не возражал, и наш ничем неразрешенный спор свелся к выбору для меня обеспечивающей существование профессии. По существу, это был не выбор Лева для себя четко выстроил жизненную линию на несколько лет вперед. Несмотря на свои незаурядные математические способности, являясь победителем всех математических олимпиад до областного уровня включительно (республиканские и выше почему-то не проводились), Лева решил получить специальность горного инженера и в будущем стать директором шахты. Эта его линия и сыграла решающую роль и в итоге мы решили для меня продолжить обучение в горном техникуме, а дальше видно будет

.

Первое время после истории с гонореей я ловил на себе косые или любопытные взгляды не только соучениц, но и девочек из старших классов. Ребята приставали с уточняющими расспросами, их больше интересовало не с кем, а как. Я по возможности старался избегать этих разговоров, на вопросы отвечал односложно и сухо, ни к кому не лез в приятели, а в приятели меня никто и не приглашал. Как бы это высокопарно не звучало, но моя жизнь в то время была охвачена поэзией. Я даже думать стал в рифму. Большинство моих творений носили рифмованное описание событий, наблюдений, реже моих переживаний и отношения к окружающему миру. Некоторые стихи удавались, имели определенную глубину облаченную, как мне тогда казалось, в завершенную форму их я запоминал, а потом читал моему благодарному слушателю Леве. Он всегда слушал очень внимательно, иногда по моей просьбе комментировал, и делал это корректно и по существу. Если ему что-то нравилось, он повторял это вслух и делал это по-своему так, что я с удивлением слышал то, чего и вовсе не вкладывал в него и часто в его исполнении стихотворение становилось ярче и содержательнее. А если что-то Леве не нравилось он деликатно отказывался от комментариев и говорил, что он в этом ничего не смыслит.

А еще мне в то время очень не хватало моего маленького милого человечка с искренней и абсолютной любовью ко мне — Марины. Я часто ловил себя на том, что почти физически ощущаю на своей шее объятия ее крохотных ручек, вижу, как она, не отрывая своих распахнутых глаз, слушает мои стихи, невольно шевелит губами и в такт слегка покачивает своей ангельской головкой. Иногда я отчетливо слышал ее голос и обращенное ко мне «Шаса».

Говорят, что поэт пишет стих не просто так, а для конкретного человека, и я с этим согласен. Почти все свои стихи я писал для моего маленького ангела — Марины. Так получилось, что после истории с ее матерью я перестал видеться с ней, и не потому, что это невозможно было осуществить, нет, при желании можно было устроить, но я боялся этой встречи — за ней стояла неопределенность наших будущих отношений, поэтому в своем воображении я не хотел, чтобы Марина взрослела, для меня важно было, чтобы она оставалась тем чистым, любящим меня ангелом, которого я знал, любил и очень боялся потерять, что произошло бы, если бы я вернулся к ней. Иногда я случайно встречал ее в реальной жизни, видел, как она росла и менялась, превращаясь в красивую девушку, иногда ловил на себе ее вопросительные взгляды, но всегда отводил глаза и проходил мимо, я не воспринимал точнее не хотел воспринимать ее как мою Марину — шахтерское дитя, это была другая, для тогдашнего меня чуждая девушка, хотя и очень красивая.

* * *

Наступила очередная весна. Все вокруг ожило, зазеленело, зацвело, защебетало. Я не мог находиться дома, меня неудержимо влекла к себе природа. Все свое время я бесцельно бродил по парку, по берегам ставка, как будто что-то искал и не находил. Однажды я неожиданно для себя оказался возле глея, моего глея и он потянул к себе. Отчетливо помню первое, после длительного перерыва свидание с ним. Внешне все происходило, как прежде, я заранее, до захода солнца, поднялся на этот старый террикон, расположился на своем, обычном месте и с волнением стал ждать, вглядываясь в небесную даль.

Солнце, не торопясь спустилось к горизонту, потом медленно ушло за него пока совсем не скрылось, но к моему разочарованию, на небе ничего чудесного не происходило, ожидаемой вспышки зеленого луча не было, наступил вечер. Я ждал и наблюдал, как небо из синего плавно превратилось в серое, а затем в черное и на нем стали появляться звезды. Вот и все, мои ожидания оказались напрасными, день закончился. Было грустно. Я встал и медленно спустился вниз, слегка кружилась голова, на душе было безрадостно и пусто. Пустой автобус, с ярко освещенным салоном, стоял как прежде на остановке, как бы увидев, что я прохожу мимо, заурчал двигателем, лязгнул дверями и уехал.

Я с грустью посмотрел ему вслед: «Неужели это все прошло и больше никогда не повторится?»