– Иди, – говорит, – откуда пришёл, нечего тому страшиться, кто ничего не боится!
И дальше по кустам ломится, Федот за ним вприпрыжку – еле успевает. Одному не страшно, а двум веселей. А Страх лесной исчез куда-то, будто и не бывало.
Солнце к верхушкам деревьев клонится, лес всё темнее и темнее. Федот больше по сторонам озирается, чем грибы-ягоды ищет.
Вдруг – треск по кустам, да такой, что деревья закачались, земля ходуном заходила, да совы заухали.
Остановился Иван, прислушался, присмотрелся. Федот тоже как вкопанный встал, глаза вытаращил, трясётся весь, аж на слезу прошибает.
За кустами рык утробный, да вой загробный. И возня в куще такая, будто сам Змей-Горыныч там прячется. Или вся нечистая сила на шабаш собралась. Ну, тут уж Федот не выдержал, подхватил подол в охапку и – дёру из леса. Сапоги по дороге теряет, кафтан клочьями на ветвях оставляет, несётся, ног не чуя, себя не помня. Там где бежал, аж просека появилась. Во как.
А Иван смотрит – из-за кустов выходит Мурашка, без лаптей и порток, а сам с ноготок. Махонький, безобидный, но важный.
– Я Ужас ужасный, злой да опасный, бу!
Иван только рассмеялся в ответ, Мурашку с пути веточкой смахнул и дальше пошёл.
А Федота потом трое суток по окрестностям искали, да неделю молоком отпаивали. Знамо дело – человек не боится, человек опасается. А так-то он смелый, даааа. В другой раз в лес – только с ружом! Или совсем не ходить, да ну его, этот лес.
Дождь
Ох, плохо без дождя в деревне. Сохнет всё. Такая жара стоит, что даже мухи летают, высунув языки. Вянут вершки, сохнут корешки, лопухи и те скукожились.
Стоит Иван посреди поля, на пшеницу смотрит. А пшеница – на Ивана: «водыыыы!»
Да где ж её взять, воду-то, дождя ужо месяц нет. Так, глядишь, и умрёт урожай.
Пошёл Иван по деревне в тоске-печали, переживает. Глядь – на завалинке дед Кузьма сидит, в кои-то веки вышел на солнышке погреться. Правда, валенки всё равно на всякий случай не снял. Деду Кузьме сто лет в обед. Он уже глуховат, слеповат, но мудр. Иногда к нему народ за советом идёт.
– Здоров, дядь Кузьма! – поклонился Иван.
– Здоров, Ванятка!
Дед Кузьма всех по имени помнит, с памятью хорошо у него. Только вот валенки забыл снять.
– Когда будет дождь, дядь Кузьма? – спрашивает Иван.
– Да бог его знает, – отвечает дед.
– Урожай погибает, – вздыхает Иван и присаживается рядом.
– Это плохо.
– Да.
– Так говоришь – урожай погибает?
– Ну.
– Ааа. Понятно. А чивой-та он погибает?
– Дождя нету.
– Ааа. Понятно.
Вот и поговорили.
– Эхе-хе, – вздыхает Иван, встаёт и идёт дальше.
А дед Кузьма, вслед посмотрел и кричит ему:
– Так, стало быть дождя нет?!
– Ну, – оборачивается Иван.
– Так ты на Кудыкину гору сходи.
– Зачем?
– Дождя у неба попросить.
– А что, и то правда. А пойду и попрошу. Давно пора. И как я не догадался. Думал, что оно вот как-то само… А оно вона чё…
И пошёл Иван довольный.
А тут навстречу Федот.
– Здоров, Ивашка!
– Здоров, Федотка!
– Куда идёшь, Ивашка?
– На Кудыкину гору, Федот!
– А чё сразу дразнишься? Я ж сурьёзно спрашиваю.
– А я вот сурьёзно и говорю! Дед Кузьма посоветовал дождя у неба попросить. У тебя ж огород пересох?
– Ну?
– Стало быть дождь нужен?
– Вот ты дурень! Дед Кузьма давно уж из ума выжил, нашёл, кого слушать.
– Не, я верю, Федот, без веры никак.
– Ну, иди-иди, – ворчит Федот, а сам думает: «а чем чёрт не шутит, вдруг сработает!»
– Ивашка, а я, наверное, с тобой пойду!
– Ну ладно, пошли.
– Только где ж она эта Кудыкина гора-то, не знаешь?
– Я разумею, Федот, что любая гора подойдёт, лишь бы до неба дошло.
– Тогда поболе гору выберем! Шоб сразу дошло.
И пошли Иван да Федот на самую высокую гору. Долго взбирались, до самого вечера. Взошли высоко на макушку, туда, где ветер свищет, подняли глаза к небу и начали дождя просить.
– Создатель, смилуйся над нами грешными, не дай умереть нам голодной смертью, просим – дай дождя на урожай!.. – шепчет Иван, глядя в небо.
– Совсем у меня огород пересох, капуста как луковица, репа как горох… – бубнит Федот.
– Просим всем селом, пошли нам тучку добрую, да с водицей благодатною!.. – умоляет Иван.
– Полей огород мой, прошу-умоляю, пшеницу мою ороси покруче, а я уж молиться тебе стану, свечку поставлю… – канючит Федот.
– Аминь!
– Аминь!