Примерно такую науку проходили Максимилиан с Лазарем за столом у хлебосольного Клима Савватеича и его сыновей. С кем поведёшься, у того и наберёшься! Как ума, так и другой всякой всячины. А потому, как ни сопротивлялись дорогие гости, но любопытство брало своё. Мол, до какого предела человек доходит, если угощение рекой? Поэтому разборка с хозяевами затягивалась, тем более, что было интересно со стороны смотреть на Калистрата с Ефросиньюшкой, что ворковали в уголку словно голубки, взявшись за ручки и не сводя глазок один с другого.
— Это и есть человеческая любовь? — спросил догадливый Максимилиан у Гавриила, указывая на никчемную для застолья пару.
— Это только присказка, — разъяснил Софроний, — это только круженье головы от дурной крови, — молвил, ухмыляясь сквозь усы.
— А самая настоящая любовь начинается, когда свет потушат, — прояснил обстановку Дементий.
— Тогда туши свет, — вмешался Лазарь, — нам без света привычней, да и чего Калистрату томиться?
— Да он успел оттомиться с месяц назад на заднем дворе, — встрял со знанием дела в разговор Фаддей Карпыч, — но и девка получила со всех сторон ото всей радости. Как от суженого спереди на всю завёртку, так и сзади от меня орясиной по голой квашне. А не блуди раньше времени!
— Что вы, гости дорогие, всё расспросом занимаетесь. Лучше приглядитесь ко всему нашему хозяйству, — с непонятной пока, но дальней мыслью подступился к гостям Клим Савватеевич, никогда не упускавший своей выгоды. — Вон, гляньте лучше на моих дочушек. Который год на выданье. Что старшенькая Дуняшка, что младшенькая Таюшка. Серединную-то, Ефросиньюшку, я видать, всё-таки сбыл с рук, — и тут он хлопнул в ладоши, словно ни дать, ни взять, барышник на ярмарке.
То ли сговор был заранее, когда только угощаться начали, то ли по какому-то обычаю, мол, на всякий случай, но на середину избы выплыли две белые лебеди, но разного содержания. Одна ядрёная, как твоя кобылка на выпасе. Глазом так и стрижёт, юбка на репице ходуном ходит, коса до пояса, ликом чистая, как иконостас, хотя и поуже будет. Зато стать гвардейская, да с такой грудинкой вперёд, что и не всякий малолетка своею головой сравняться сможет.
— Вот это новоявление! — неволей вырвалось у Лазаря под одобрительный голос Клима Савватеича:
— Вижу, солдатик, понимаешь толк в живой бабе, знать столкуетесь. Тут тебе и закрома на всю зиму, и угощенье всем черпаком, а не одной ложкой.
Пока все мелко и угодливо смеялись шутке хозяина, Максимилиан охотился глазом за второй, по виду младшенькой сестрицей. Эта казалась мелковатой рядом со знойной гренадёршей, словно мерзавчик питьевой рядышком со штофом. Однако, всё было при ней для соблазнения. И глаз с поволокой, и телесные изгибы с обещанием радости, и опрятная ножка, что ненароком выглядывает из-под юбки, и алые губки в поджим при выдыхании с томлением.
— Хороша Маша, да, покамест, не ваша, — поддел Максимилиана всё тот же Клим Савватеич, почувствовавший скорое удачное обустройство жизни всей своей тройни. — Сватайтесь, гости дорогие, я препоны чинить не буду, — как бы шутейно заверил хозяин под одобрительный гомон собравшейся родни.
— Вот это да! — сдался и Максимилиан, чувствуя кружение в голове, то ли от видения перед глазами, то ли от малокровия во всём теле.
— Тогда в сговор сегодня и вступим, если за ценой не постоите, — тут же решил отец семейства и приобнял будущих женихов отеческой рукой.
Вот так и свершаются роковые ошибки даже при полной луне, когда у нечистых самая сила. Не знали и не ведали оборотень с вампиром, что с каждой лишней рюмкой даже потусторонняя сила воли слабеет, а женский пол становится всё желаннее и притягательней. Так повелось со дня сотворения мира, сразу после познания добра и зла, основ винокурения и законов перегонки браги обыкновенной.
И вот, когда, считай, все сроднились за общим домашним столом, Максимилиан с Лазарем с сожалением вспомнили о своей тёмной сущности и безо всякого страха, а от простой выпитой дури, признались хозяевам, кто они такие на самом деле и каков их суровый закон нелюдя. А чего уже было таиться? Лазарь давно уже не хотелось рвать в клочья честную компанию, а Максимилиану пить кровь почти что родственников. Вот и вышли из тайного указа Князя Тьмы, то есть, стали обживаться среди людского племени. Такое случается даже после пожизненной каторги, если кто вовремя отойти успеет. Девки от горестного известия заревели в голос, хоть и со значением своей первостатейности, а мужики призадумались от такой непогоды в доме. Что-то надо было делать, раз пришлые не против, а домашние на всё согласны.
— Надобно спросить у бабушки Алфимии, — первой опомнилась Фрося, озаботившись за сестёр, так как у неё с Калистратом всё складывалось удачно.
— Буди старую, — разрешил глава семейства, — может, в кои-то веки умное слово скажет.