Читаем Жили-были полностью

А Муму нагло глаз щурит и хвост презрительным поленом держит, даже раза не вильнул ради собачьего уважения. Совсем принаглел. А ведь не любит рыбу, особенно сырую. Назло ведь сожрал, видать, за вчерашнюю трёпку, когда он петуха зарезал ради смеха. Это сосед Петька его на птицу науськивал. Мол, какой ты охотник, если даже ворону не поймаешь, которая по двору хозяином гуляет? Вот Муму и доказал на петухе, какой он отчаянный зверолов. Затоптал голосистого до смерти, понимал ведь, зараза, что тот не ворона и никуда не улетит, кроме изгороди, да и то не надолго.

Словом, затолкал Герасим своего Муму в мешок и пошёл на реку наказывать за вредность, то есть топить и тоже насмерть. А кобелёк сметливый был, словно немецкий овчар, да и от хозяина ума набрался за время совместной жизни. То есть заранее догадался о своём смертном часе. Поэтому ещё в мешке притворился мёртвым, мол, издох с горя от разрыва сердца.

Вытряхнул Герасим из заплечной тары нерадивого пса, подивился его скорой смерти, репу свою почесал и говорит над усопшим трупом:

— Вот и настал укорот твоей собачьей жизни, идол. Правда до времени, я ещё подумал бы, топить тебя или нет? Может, попугал бы и всего делов. А теперь-то что? Ладно, полежи пока в холодке, а я за лопатой отойду. Похороню тебя по уставу жизни, пока перелётная птица не склевала.

Ушёл Герасим заступ искать, а когда шаги хозяйские стихли, Муму враз оклемался и дал дёру в лес, только его и видели те же вороны, как свой съестной припас и дармовое угощение. Долго таился Муму в зарослях, опасаясь погони, пока не прибился к волчьей стае, понравившись своею молодой выправкой матёрой волчице, которая даже впустила его в своё логово, а со временем и вовсе понесла от Муму весёлое потомство, с цепкой волчьей хваткой и увёртливым собачьим умом.

Года не прошло, как новоявленная стая положила в округе свой порядок. Другие лесные собратья дорогу уступали, а народ даже индюка без присмотра пшеничку в поле поклевать не пускал, не то что стадо на выпас без пастуха, а не то и двух. Однако, Муму не лютовал, а простой хозяйский порядок устанавливал, сам приученный ещё Герасимом к справедливой дисциплине.

А всё же не забыл обиду памятливый кобель, не простил Герасиму попытку ликвидации путём утопления в реке. Но лишать жизни или делать одноногим инвалидом своего бывшего хозяина не стал. А просто взял с собою трёх самых лучших охотников из стаи и тёмной ночью привёл на подворье Герасима, где ему был ведом каждый закуток и любая дырка в заборе. Вот и проникли скрытно и без шума за ограду Герасимова хозяйства, а там и до хлева рукой подать. Умеючи зарезали овцу с телёнком, а всех задушенных курят и утят перенесли под крыльцо, где когда-то сам Муму рыбку потрошил. С тем и ушли, насладившись непыльной охотой и холодной местью.

Утром Герасим подсчитал убытки, а когда нашёл под крыльцом непотрошеную домашнюю птицу, понял от кого такой подарок хозяйству. И рыбку вспомнил, и пропавшего возле реки пса. Тогда собрал он ближайших охотников с ружьями и учинил облаву на волков в ближайшем лесу. Однако убежал зверь от ловца. Ни в ближних буераках, ни в дальних засеках волчий след не обнаружился. Так что Герасим неволей смирился с победой когда-то домашнего кобеля над людской дурью. Нехотя, но смирился.

А умный Муму увёл свою стаю куда-то за Урал, где и посейчас держит верх, как в лесистой местности, так и в степной, но на рожон со зверьём не лезет и в услуженье к человеку не идёт. Что до Герасима, так вспоминает он своего Муму и порой кидает под крыльцо часть улова, чтобы приманить кобеля, да и помириться с ним, будь то хоть на старости лет.

<p>ТРУД СИЗИФА, МУКИ ТАНТАЛА И ЯЩИК ПАНДОРЫ</p></span><span>1

Как утверждают легенды Древней Греции, Сизифов труд есть труд напрасный и бесполезный, хотя иногда требует от человека неимоверных физических усилий. Этот древнейший вид деятельности, воспетый стародавними сказителями античности, не потерял своей актуальности и в наше время, как в чиновничьей среде, так и у простого народа. Ведь не только в недрах бюрократии сокрыт корень зряшной видимости работы, но даже и на бытовом уровне. Вот, например, попробуй потрудиться, объясняя женщине ясную суть проблемы, когда она заранее уверена в обратном. Хоть убейся или расшибись в лепёшку, но баба будет стоять на своём, даже если у тебя найдутся весомые доказательства и неподкупные свидетели. Всё равно, хоть в чём-нибудь да будешь виноват, и нет для тебя света в конце тоннеля!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная проза / Проза / Современная русская и зарубежная проза